– Что? – Марго прижимает руки к грудям, словно защищаясь, а Мелисса проводит рукой по горлу, показывая, что я, наверное, делаю только хуже.
– Извини, сейчас это неважно, – пытаюсь я загладить последний пункт. – Ты также умная, многое умеешь, и молодая. Такая молодая…
Я моментально теряю нить рассуждений.
– Это не моя вина, – возражает Марго, что справедливо.
– Нет, не твоя. Просто я хотела сказать, что подумала… – я набираю воздух, прежде чем произнести: – что немного завидую тебе.
– Завидуешь? – она широко раскрывает глаза. – Мне?
– М-мм, – бормочу я в смущении. – Как будто бы мы в чем-то соревновались, – выпаливаю я, понимая, что льщу себе, даже допуская подобную мысль.
Мелисса складывает ладони рупором и говорит в стену:
– Мне кажется, моя сестра просто хочет быть тобой.
Так ТЕПЕРЬ она вступила в беседу? Ну спасибо…
– Правда, Элис? – Мелисса ободряюще поднимает брови.
Правда? Меня настолько нужно выставлять злодейкой? Хорошо, что еще действие джина не совсем закончилось. На трезвую голову мне пришлось бы тяжелее…
– Да, – цежу я сквозь сжатые зубы. – Это правда.
– Вот видишь? – сияет Мелисса. – Не так уж было и трудно?
Она спрыгивает с унитаза, довольная собой.
Я неуверенно шагаю вниз. Вместе нам удается уговорить Марго выйти из кабинки. Ее кошачьи глаза порозовели от продолжительных слез, а брови выгнуты в смущении.
И все же она… чертовски красива! Как это работает?
– Иди сюда, к маме-медведице, – говорит Мелисса, в которой вдруг просыпаются родительские чувства.
Она разводит руки и заключает Марго в одно из своих лучших объятий, пока та постепенно приходит в себя.
– Извини, мне так жаль, – произношу я, наверное, в двадцатый раз за сегодня.
– Все нормально, – бормочет Марго, смахивая слезы. – Но ты же расскажешь мне, ладно? Почему я раздражаю людей? Потому что так часто происходит… – Она снова плачет. – В школе и в университете… – С каждым предложением она все чаще шмыгает носом. – Даже на вручении приза герцога Эдинбургского! Хотя Фил никогда ни о чем не скажет папе…
– Конечно, не скажет, – Мелисса гладит ее по голове и убаюкивает, прижимая к себе. Я закатываю глаза.
– Но, может, лучше… расслабиться немного? – предлагает моя сестра.
– М-мм, – мычу я в знак согласия и пытаюсь как-то присоединиться к объятиям и поглаживаниям.
Ведь так девочки должны вести себя в таких ситуациях?
Но Мелисса отступает от нее, и они вдовоем смотрят на меня.
– Я имела в виду и тебя, – говорит Мелисса. – Никто не любит зазнаек, и необязательно из всего устраивать соревнование.
О…
– Нет, – произносим мы с Марго одновременно, усваивая новые для себя жизненные уроки.
– Но никогда не поздно измениться, – Мелисса поворачивается обратно к Марго. – Посмотри на мою сестру. Она напрягалась тридцать семь лет…
– Не напрягалась! – рефлексивно возражаю я.
– Напрягалась, – поправляет меня Мелисса.
– Нет… – теперь я уже не так уверена.
– Хорошо, вспомни свою последнюю вечеринку, на которой ты распускала свои слишком длинные волосы?
– Последнюю вечеринку? Это какой-то опрос? Нам что, по пятнадцать лет?
Я напускаю на себя свой наилучший «тинейджерский» вид и интересуюсь вслух, считается ли стоматологическая конференция. Мелисса мотает головой с жалостливым видом.
– В таком случае я не знаю, – сдаюсь я.
Возможно, с последнего раза прошла тысяча лет.
– Но когда-то я веселилась, правда?
Наступает тишина.
– А потом однажды я проснулась с двумя детьми и Renault Espase…
– Вам обеим нужно больше расслабляться, – продолжает Мелисса, изображая немного пьяную версию танца шимми, словно иллюстрируя «оптимальное расслабление».
– Как, например? – осторожно спрашиваю я.
– Как… – Мелисса задумывается о подходящем примере, а потом заявляет: – Как Триша! Идем, я покажу.
С этими словами она открывает дверь в туалет ногой, берет нас обеих за руку и выводит в шумный зал, где среди ликующих викингов мелькает блондинка. Она стоит, широко расставив ноги, груди у нее благодаря поджарившемуся у огня лифчику задраны высоко и похожи на булочки, в одной руке она сжимает столовые приборы, в другой держит стакан «коричневой жидкости».
– Триша?
– Вот вы где! – приветствует она нас с энтузиазмом. – Вы замечательно провели время? Я – замечательно! Оказывается, когда я напиваюсь, то могу говорить по-датски!
Она бурчит что-то нечленораздельное проходящему мимо викингу, на лице которого отображается озадаченность.
– Зачем тебе это? – я показываю на ножи у нее в руке.
– А, это, – она довольно хватается за предлог объяснить свой хитрый план. – Я поболтала с местными и с помощью подтягивающего бюстгальтера договорилась о сделке. Все мы получаем бесплатный напиток каждый раз, как я попадаю в пробковую доску вон… – она, прищурившись, вглядывается в дальний угол помещения, – вон там! По крайней мере, мне кажется, что там… Я рассказала про наше занятие по метанию топоров, а потом подумала: «Почему бы и не показать заодно?» Вот, подержи напиток.
Триша вручает моей сестре свой стакан и, не дожидаясь наших протестов, поворачивается, чтобы прицелиться. Я протягиваю руку – мне кажется, как будто в замедленной съемке – чтобы перехватить ее запястье. Она уже размахнулась и готова бросить нож в направлении ничего не подозревающих посетителей, как вдруг замирает после крика, доносящегося со стороны входа:
– Стой!
Молния освещает в дверном проеме силуэт, похожий на статую, и нисколько не пострадавшую от буйства стихии великолепную шевелюру.
Инге грациозно и уверенно проходит в бар, привлекая к себе взоры окружающих. Даже словно сошедшие со страниц каталогов посетители не идут ни в какое сравнение с ее формами амазонки и спокойной уверенностью в себе. Один за другим они приветствуют ее и стараются обратить внимание на себя. Но Инге не сводит глаз с Триши. Толпа расступается, Инге подходит к нам и конфисковывает столовые приборы.
– Заберу их, с вашего разрешения, – говорит она, возвращая их на законное место позади стойки.
– Извините, – бормочет Триша.
– Никогда не сожалейте о сказанном или сделанном, – поднимает руку Инге. – Просто ограничьтесь метательными упражнениями снаружи.
– Да, понятно, – кивает Триша. – Но я еще имела в виду, что мы все сбежали и взяли лодку…