– Элис? – спрашивает она. – Это ты?
На моем мокром лице, должно быть, застыло выражение страха, которое ее беспокоит, потому что она повторяет мое имя.
– Элис?
Печаль сковала мне язык, и я не могу произнести ни слова. Не то чтобы я не хотела говорить, как обычно. Просто… не могу.
– Если ты ищешь Тришу, чтобы снова извиниться, то она ушла…
– Нет, я искала тебя…
– Меня? – она показывает на себя пальцем. – Как мне повезло. Что, хочешь «исправить» меня? Потому что сейчас я немного занята. – Она театральным жестом указывает на лодку. – Нужно кое-куда наведаться, нет времени для лекций…
– Я пришла не читать лекции, – неуверенно начинаю я. – Дело не в этом. Я… я… – я говорю на вдохе, с трудом подбирая слова. – Я прочитала твое письмо. Я знаю, что ты больна. Мне так жаль. Так жаль. И я хочу помочь…
Она кладет весло и поворачивается ко мне всем телом.
– Что? Это было личное письмо!
– Оно было адресовано мне…
– Через шесть месяцев! – сердито восклицает Мелисса.
– Да, но…
– В чем твоя проблема? – спрашивает Мелисса, тряся головой. – Мисс Шпионка…
– И она же «Судья Джуди»? – вырывается у меня против моей воли.
– Да!
– Поверить не могу, что ты мне не сказала, – тихо говорю я.
– Не хочу говорить об этом, – отрезает она.
– У тебя рак…
– Да, спасибо, Доктор Куин, Женщина-Врач. Я же сказала, что не хочу об этом говорить.
Судя по всему, она рассердилась не на шутку.
– Но в письме…
– Ты не должна была читать его! – она уже кричит.
– Но я рада, что прочитала! – кричу я в ответ, затем понижаю тон. – Послушай, я просто пришла, чтобы извиниться, ладно? Извиниться за все. Могу повторять это каждый день, если так будет нужно…
Мелисса машет рукой.
– Слишком поздно. Забудь, о чем я писала…
– Что?
– Я хотела провести это время вместе с тобой, но знаешь что? С тобой совершенно невозможно иметь дело. Ты только и делаешь, что вечно стонешь! Ты всегда так поворачиваешь, будто ты единственная, у кого все решено, и ты все время смотришь на остальных свысока – не делай вид, что не смотришь, я же вижу, как ты закатываешь глаза, – и у тебя просто дар выводить людей из себя…
– Это нечестно, – начинаю я, но вспоминаю свой каталог жалоб и слезы Триши прошлым вечером. Да и Марго от меня досталось.
Ох…
– Но я твоя сестра, – единственное, что мне приходит в голову.
– Можешь считать себя свободной от этих обязанностей, – отвечает она.
Вот это больно. Но я не уйду. Я не собираюсь уходить.
Как бы она ни настаивала…
– Я понимаю, что одним неловким извинением под дождем это не исправишь. Я понимаю, должно пройти время, нам необходимо о многом поговорить, приложить усилия. Я действительно этого хочу, – говорю я.
На ее лице застыло сердитое выражение, губы плотно сжаты.
– Просто уходи, ладно? – говорит она чуть погодя.
– Н-нет… – заплетающимся языком произношу я.
– Что? – Мелиссу, кажется, это удивило.
Я подхожу ближе, уже более настойчиво, почти заставляя свою сестру выслушать меня. Я готова почти на все, что угодно, лишь бы достучаться до нее.
– Что ты сказала? – взирает она на меня, прищурившись.
– Я была ужасной сестрой, знаю, но поверь мне, я не считаю, что «мой способ» – самый лучший. И у меня ничего «не решено».
Если бы только она знала! Если бы я могла рассказать ей… Или показать девочку, которая годами стучала по сушилке в туалете на работе или на мероприятиях, чтобы заглушить рыдания…
– Наоборот, мне кажется, что у меня совсем ничего не получается…
– Правда? – в ее голосе слышна подозрительность.
– Почти всегда! Но ты… поразительна, – искренне говорю я. – У тебя все получается. Ты можешь разговаривать со всеми. А я, – я дергаю за свой всклокоченный хвостик волос, чтобы побыстрее придумать что-нибудь подходящее, и тут меня осеняет: – Я даже к парикмахеру не могу сходить…
– Да, я думала, что волосы у тебя длинноваты для почти сорока…
– Да, спасибо, – я заслужила это.
И она права. Потому что после лязга ножниц самое непереносимое для меня – это глухое молчание, когда закончились все дежурные темы – волосы, планы на выходные, куда я поеду в отпуск. После того как у меня исчерпался лимит на мои «М-ммм» и «Правда?», я чувствую себя совершенно беспомощной вплоть до фена, где уже точно можно молчать.
– А вот ты со всеми находишь общий язык, – говорю я Мелиссе. – Я всегда восхищалась этим… и… и… многим другим… и мне очень хотелось бы, чтобы мы стали ближе.
Она глядит на меня с сомнением.
– Правда-правда! Я хочу быть рядом с тобой! – меня всю сводит от одного взгляда на нее, но я не могу прервать зрительный контакт.
Наконец она отворачивается и вытирает руки о штаны в бесплодной попытке высушить их.
– Ну все, хватит со мной болтать, – говорит она устало, почти выдыхая слова, а потом поворачивается обратно к лодке.
– Нет.
– Что?
– Я не перестану говорить с тобой. Никогда.
Я уже от многого отказалась в своей жизни. От того, что казалось слишком болезненным или невыносимым. Я потратила годы на вечную суету: всегда в движении, всегда стремлюсь к очередной цели в попытке занять себя и избежать чего-то страшного. Но на этот раз так не будет.
– Я подожду, – говорю я. – Сколько бы это времени ни заняло.
Не зная, что делать дальше в такой ситуации, я шагаю вперед и кладу руки на холодную древесину викингского суденышка. Мелисса старается не обращать на меня внимания и толкает лодку, но на мокром песке она не двигается. И я осознаю, что очень, очень крепко вцепилась в доску.
Мелисса безуспешно пихает лодку и говорит:
– Ну ладно, можешь ждать, сколько хочешь. А я поплаваю.
Черт. Твой ход. Элис.
– Хорошо. Я с тобой.
Она как бы равнодушно мычит, показывая, что услышала меня, затем со всей силы пинает лодку, а я дрожу от волнения.
– Ну то есть надвигается буря, – посматриваю я вверх с сомнением. – И очень темно… ты уверена, что нам следует отправляться в море прямо сейчас?
– Я уплываю, – говорит она и толкает лодку с новыми силами, освобождая ее из моего захвата. – Прямо сейчас.
– Может, тебе не стоит вообще этого делать. В твоем-то состоянии?