Другая школа 2. Образование – не система, а люди - читать онлайн книгу. Автор: Александр Мурашев cтр.№ 2

За следующие несколько минут выяснилось, что в школе, как в бункере на случай апокалипсиса, есть все необходимое. Февральским утром дети вышли одетыми и не мерзли, а пледов и воды хватило на всех. Не было и следа паники. Школьники вовремя узнавали информацию и стояли организованными группами, как будто ожидая начала концерта. Преподаватели даже не прерывали уроков, просто сменили кабинеты на уличную площадку.

Рядом со мной запускались прямые трансляции в соцсетях. Те, кто жил поблизости, предлагали другим остаться переждать у них дома. И еще до новостей о том, что тревога оказалась ложной, стало понятно, что в этом и есть суть школы как таковой. Быть местом, которое действительно готовит к взрослой жизни. К реальным ситуациям с реальными условиями – как обещали каждому из нас первого сентября, когда мы стояли с букетами для учителей и еще не знали, что именно нас ждет в следующие одиннадцать лет. 

Преподаватели в Скандинавии говорят, что прежде всего школа должна научить одному – умению быстро адаптироваться к окружающему миру. 

Потому что этот мир стремительно меняется, а школа – нет. Знания повсюду, на расстоянии вытянутой руки и двух кликов. От информации тяжелее защититься, чем ее получить. Ученики больше не уважают учителя только за то, что он знает теорему Пифагора или помнит, в каком году было Ледовое побоище. А школа – больше не место, где мы получаем сакральные знания, которые нельзя найти где-то еще. И если у преподавателя отобрали возможность передавать информацию, то какие инструменты у него остаются? Как сказал бы писатель Дэвид Фостер Уоллес: «Те, благодаря которым мы в конце концов становимся собой».

 «Лучшее, что могут сделать родители, – научить детей обходиться без них».

Юлия Вешникова

 Школьная стена

 Как будто подтверждая эту мысль, я упираюсь взглядом в надпись, оставленную на расписанной мелками стене, которая в школе призвана утолить неизбежную детскую жажду вандализма. Напоминания о днях рождения, цитаты и рисунки – все это уже давно превратило стену в самостоятельный арт-объект. «Лучшее, что могут сделать родители, – научить детей обходиться без них», – написано чуть выше остальных фраз. Сразу за стеной – место, которое ты на инстинктивном уровне боишься больше всего.

Но вход выглядит совсем не так, как ты этого ожидаешь.

На двери – почти граффити: трафаретный портрет человека в очках и с бородой. Несколько секунд я размышляю, каким может быть директор школы, который изображен на этом рисунке. Встречая Кирилла Медведева впервые, ты действительно оказываешься в плотном кольце из собственных стереотипов: на инстинктивном уровне перед директором хочется извиниться даже за то, чего еще не совершал. Пару лет назад мне уже приходилось ощущать нечто подобное, когда в датской школе я спросил у модно одетого хипстера, не видел ли он директора Стеффана. Оказалось, что видел – хотя бы потому, что Стеффаном оказался он сам. «Разрыв шаблона» выглядит примерно так: когда самые интересные и глубокие разговоры случаются с людьми, которые выглядят совсем не так, как ты этого ожидаешь.

В первый момент сбивает с толку, что Кирилл достаточно молод – гораздо моложе многих своих коллег. То немногое, что я о нем знаю, похоже на бриф из папки для журналистов, которую пресс-атташе раздают журналистам перед началом интервью со знаменитостью. В прошлом – завуч одной из сильнейших математических школ России, преподаватель математики, методист программы «Учитель для России». При этом ни педагогом, ни тем более директором Кирилл становиться не собирался. 

 «Есть уверенные в себе люди, которые приходят в образование, не задавая себе вопрос: «Могу ли я чем-то навредить детям?» – говорит мне Кирилл. – Но вот меня этот вопрос волновал очень сильно. На первых курсах механико-математического факультета мне казалось, что шестиклассники подготовлены лучше меня – ведь я в их возрасте не решал таких же задач. Но во время аспирантуры у студентов было принято вести уроки в школах, и мне это понравилось – хотя свой самый первый урок я помню до сих пор. Поначалу школьники еще вели себя нормально, а потом начали мяукать и мычать, пускать мне в спину бумажные самолетики и отказываться делать задания. И я подумал, что для меня все происходящее будет вызовом. Мне было интересно решить этот вопрос как математическую задачку. Придумать, как с ней разобраться».

Когда на следующий день у школьников нашлись «экзотические причины» не сделать домашнее задание, Кирилл объявил о появлении системы «жесткая жесть». «В семестр или полугодие у меня можно было допустить не больше двух официальных «забываний» домашней работы. В остальных случаях я сразу ставил «два», – рассказывает Кирилл. – При этом чем хуже была оценка, тем шире открывались возможности. У тебя всегда были легальные способы решить проблему, а не уклониться от нее. Сдав контрольную на «два», ты мог сделать работу над ошибками и получить оценку лучше. Более того, «двойку» нужно было переделать. Не сделаешь работу над ошибками – получишь еще одну «двойку». Это была геометрическая прогрессия, как будто включался счетчик. Можно было «подписать контракт» на средний балл, обещая, что получишь определенную отметку. Или кому-то помочь и получить за это бонус. На отметки я смотрел статистически.

Всем родителям объяснял, что нужно обращать внимание не на конкретную двойку, а на то, где она находится на кривой, в динамике.

Потому что даже худшая оценка будет воспринята нормально, если это не инструмент учительского давления и не факт моей психологической разгрузки. «Двойка» – это всего лишь фиксация определенного объема труда».

По этой же причине у Кирилла нельзя было списывать: обнаружив одинаковые работы, он мог, например, порвать у школьника тетрадку. «Вся моя система была настроена на помощь, – говорит Кирилл. – Списывая, ребенок не помогает себе. Он нарушает механику взаимодействия со мной на уровне доверительных отношений. Я не хотел, чтобы от меня пытались укрыться, как от «карательной системы». На моих уроках с учителем можно было проговорить все, что с тобой происходит, но это не отменит обязательного задания».

Став директором, Кирилл Медведев все чаще начал слышать от родителей вопрос: «Вы про счастье или про ЕГЭ?» «Как будто всегда есть либо одно, либо другое – причем подготовка к ЕГЭ заведомо снижает уровень счастья, – говорит Кирилл. – Но в том-то и дело, чтобы работать на стыке. Проще всего построить школу, где в течение десяти лет детей натаскивают на определенный результат. Но нужно ли это ребенку? Лично я считаю, что делать целью обучения сдачу экзаменов – это ошибка».