Важно подчеркнуть, что такое поведение испытуемых основывалось отнюдь не на сознательном желании прекратить выполняемое дело. Результаты исследования, проведенного ранее Харлоу, Харлоу и Мейером (Harlow, Harlow & Meyer, 1950), свидетельствуют, что обезьяны демонстрируют точно такое же поведение. Подобно людям, они любят манипулировать предметами. Однако если им дают вознаграждение (пищу) за правильное решение механической головоломки, то они прекращают заниматься ею просто как таковой. Итак, внешние вознаграждения, судя по всему, препятствуют осуществлению деятельности, которая доставляет внутреннее удовлетворение. Поэтому трудно утверждать, что удовольствие от манипулирования предметами основывается на редукции первичных драйвов, таких как драйв голода. Однако вышеописанные исследования не позволяют нам далеко продвинуться на пути идентификации внутренне ценных переживаний. Они просто привлекают внимание к самому факту их существования.
Научение речи представляет собой еще один яркий пример внутренне ценной деятельности, направляемой некоторыми естественными мотивами. Р. Браун (Brown, 1973) отметил, что хотя все дети учатся говорить, главным образом прислушиваясь к речи старших, никто на самом деле не знает, почему они совершенствуют свою речь. Сначала предполагалось, что развитие детской речи детерминируется внешними вознаграждениями и наказаниями, которые исходят от родителей или других людей. Если ребенок говорит неправильно, то его не понимают и, стало быть, ему приходится корректировать свою речь, чтобы быть понятым. Кроме того, если дети говорят неправильно, родители стремятся их поправить. Сейчас мы рассуждаем в русле классической бихевиористской модели мотивации. Однако результаты современных исследований (основанных на методе наблюдения) показывают, что родители на самом деле не очень часто исправляют грамматические ошибки своих детей и прекрасно понимают малышей, даже если последние пропускают некоторые слова. Практически никто не станет исправлять двухлетнего ребенка, сказавшего «Я хо кушать» вместо «Я хочу кушать». Однако все дети со временем научаются полноценным предложениям (если их используют взрослые). Отсюда следует неопровержимый вывод: речь ребенка совершенствуется не в результате внешнего давления, а под влиянием пока еще не выявленных «естественных мотивов», «запускающих» внутренне ценную деятельность подражания речи других.
Чикжентмихали (Csikszentmihalyi, 1975) достаточно глубоко исследовал феномен, названный им аутотелической деятельностью, т. е. деятельностью, которая сама по себе приносит нам удовольствие. Как отметил автор, «удивительно, но в мире, который на первый взгляд управляется борьбой за деньги, власть, престиж и удовольствия, существуют люди, по неизвестным причинам жертвующие всеми этими целями: люди, рискующие жизнью ради восхождения к вершинам гор, посвящающие себя искусству или самозабвенно занимающиеся шахматами» (Csikszentmihalyi, 1975). Используя методы беседы и наблюдения, Чикжентмихали тщательно изучил таких индивидуумов и выяснил, что мотивы их деятельности невозможно свести к первичным драйвам или базовым потребностям человека. Напротив, испытуемые Чикжентмихали описывали свою деятельность как нечто самоценное.
Еще более убедительны результаты предпринятого Чикжентмихали исследования «незначительной» деятельности, которой люди развлекают себя, когда им нечем заняться. Чикжентмихали выяснил, что люди проводят большое количество времени, напевая что-то себе под нос, посвистывая или «болтая сами с собой»; жуя; бесцельно прогуливаясь; потирая руки, поглаживая различные предметы или играя с ними; играя на музыкальных инструментах; делая какие-то наброски; просто рассматривая что-либо, прохаживаясь по магазинам или подшучивая над другими. И хотя некоторые из этих занятий иногда без всяких сомнений «обслуживают» основные мотивы, они, как правило, представляются «самоценными драйвами», т. е. приводят к внутреннему удовлетворению. Чикжентмихали не смог прояснить вопрос о природе этих естественных мотивов, однако результаты его работы служат важным доказательством их существования.
Эмоции как признаки естественных мотивов
Филогенетическое основание эмоций
В ходе эволюции человеческий мозг медленно развивался от простых форм к сложным. В частности, появление низших приматов и переход от них к человеку разумному стали причиной существенного увеличения неокортекса. Данный отдел головного мозга связан с процессами мышления и воображения. Однако древние, более примитивные части мозга все еще существуют, будучи, так сказать, инкапсулированными в кортекс. Пол Маклин говорит о мозге как о «триедином», так как у человека есть, по существу, три мозга: древнейший, или рептильный; древний, или палеомаммальный; большой, последний по времени развития неомаммальный мозг, включающий неокортекс (рис. 4.3). Лимбическая система, появившаяся в начальный период развития млекопитающих, служит «проводником» аффективных состояний или эмоциональных переживаний желания, гнева, страха, горя, радости или любви (MacLean, 1975).
Таким образом, есть смысл рассматривать наши эмоциональные переживания в качестве репрезентирующих примитивный (по сравнению с уровнем кортекса) уровень функций головного мозга. При этом следует помнить, что эти функции очень часто регулируются и трансформируются когнитивными процессами, происходящими на уровне коры головного мозга. У низших животных с менее, нежели у людей, развитым кортексом сравнительно небольшое количество специфических стимульных раздражителей «запускает» те ли иные конкретные действия с помощью древних пластов мозга. Люди же реагируют на разнообразные стимулы, и их восприятие модифицируется кортексом. Однако именно «аффективное ядро» (данное выражение давным-давно использовал Макдугалл (McDougall, 1908) — ключ к пониманию того, что человеку приятно или неприятно. Короче говоря, эмоции, как и основанные на них мотивы, судя по всему «транслируются» посредством различных древних пластов мозга, нежели когнициями или ассоциациями.
Рис. 4.3. Эволюция головного мозга человека в контексте иерархических взаимоотношений трех основных пластов мозга: рептильного, палеомаммального и неомаммального (MacLean, 1975)
К сожалению, в настоящее время мы не можем идентифицировать конкретные психофизиологические механизмы функционирования эмоциональной сферы. Возможно, что определенные естественные мотивы (или сигнальные раздражители) вызывают в человеке эмоциональные состояния, зарождающиеся в древних структурах мозга. Эти эмоциональные состояния, в свою очередь, связаны с конкретными действиями, однако не приводят к ним сразу же после своего возникновения, как утверждают сторонники теории инстинктов. Вместе с тем не исключено, что сами по себе естественные мотивы следует определять в более общих и гибких понятиях, нежели используемые для описания низших животных. Ниже мы еще вернемся к данной теме.
Эмоции как первичные и универсальные состояния
Эмоции характеризуются большей примитивностью, нежели когнитивные процессы, так как соответствуют древним пластам головного мозга. Они универсальны (каждый из нас испытывает эмоции), временами очень интенсивны. Они представляют собой своеобразные «усилители» различных внутренних процессов (см. Tomkins, 1962). Определенные потребности организма, например в кислороде, обычно удовлетворяются без «включения» эмоциональных состояний: аккумуляция углекислого газа (диоксида углерода) в легких автоматически заставляет индивидуума ускорить и углубить дыхание, чтобы получить больше кислорода и установить гомеостатический баланс (как и подразумевает созданная Халлом модель механического робота). Однако воздействие голода отличается от описанного: ощутив голод, человек не выдает автоматическую реакцию поглощения пищи, чтобы утолить его. Кроме того, если младенец не поест, это, как правило, приводит к эмоциональным расстройствам и дистрессу, что усиливает влияние голода. Достаточно взять плачущего младенца на руки и покачать его, чтобы убедиться в верности утверждаемого: ребенок перестанет плакать, несмотря на отсутствие пищи.