Краткая история всего - читать онлайн книгу. Автор: Кен Уилбер cтр.№ 95

Идея заключалась в том, что мозг — часть природы и только природа реальна, так что сознание можно обнаружить в результате эмпирического исследования мозга. Это ужасающий редукционизм и сведение всего до монологических поверхностей.

В.: Но ведь мозг и есть часть природы!

К. У.: Да, мозг — часть природы, но разум не является частью мозга. Разум, или сознание, — это внутреннее измерение, внешним коррелятом которого является объективный мозг. Разум — это «я», а мозг — «оно». Так что, как мы уже обсудили, мозг, подобно всему остальному в эмпирической природе, можно познать при помощи монологического взора, то есть эмпирико-аналитического исследования, но разум можно познать лишь посредством интроспекции, общения и интерпретации. На мозг вы можете смотреть, но с разумом нужно общаться, и это требует не наблюдения, а интерпретации.

Посему, когда все аспекты холонов были сведены к великой монологической паутине эмпирических «они», все их внутренние измерения оказались вырезаны без остатка. Внутренние измерения растений, китов, волков и шимпанзе попросту испарились под испепеляющим жаром монологического взора. Теперь они суть лишь нити в объективной паутине, у них нет жизненного пространства, нет у них и культуры. И, таким образом, если вы сведете Космос к великой паутине эмпирической природы, то вы денатурируете и натуру самой природы. Тогда у вас будет лишь эмпирическая природа, монологическая природа, денатурированная природа, пустая скорлупа схлопнутого Космоса, в котором все «я» и «мы» сведены к взаимосвязанным «они» — редуцированы до великой паутины вещей с простым местоположением.

Конечно же, у сознания нет простого местоположения в пространстве. Ценности, желания, состояния сознания, смыслы, глубина, пиковые переживания, духовные озарения — все это не имеет физического местоположения во внешнем мире «они». Сознание существует на уровнях своего собственного внутреннего пространства, которое познается изнутри, доступно интерпретации и совместно разделяется во взаимопонимании, предваряемом искренностью. И коль скоро ничто из этого не имеет простого местоположения, то, если вы попытаетесь поймать внутреннего «зверя» простым картографированием его эмпирико-объективных следов, вы потеряете из виду саму сущность этого зверя.

В таком случае вы просто будете упорядочивать свои онтологические холархии, основываясь преимущественно на критерии физической протяженности. Иерархии значимости были заменены иерархиями размеров, а посему получается, что «вложенные иерархии», которые мы имеем сегодня, в основном базируются на размере: атом является частью большей молекулы, которая является частью большей клетки, которая является частью большего организма, который является частью большей биосферы. Вот вам и вся холистическая системная карта.

И тут вы обнаруживаете, что полностью вляпались в то, что Уайтхед назвал ошибкой простого местоположения, — мнение, что, если местоположение чего-то нельзя простым образом установить в физическом пространстве, значит, это что-то «по-настоящему нереально». Местоположение системы Геи установить можно, следовательно, она существует. Местоположение клеток установить можно, следовательно, они существуют. Местоположение мозга можно установить, поэтому существует и он. И местоположение биосферы можно обнаружить, а значит, и она существует. Но местоположение сознания, ценностей, смыслов, морали и нравственности невозможно просто установить в сходном ключе. Вы не можете указать на них пальцем. Вы не можете увидеть или обнаружить их где-то в великой паутине чувственно воспринимаемой природы. Они стали скитающимися и высмеиваемыми призраками в машине, жалкими иллюзиями в органической системе. Они не что иное, как личный вкус и субъективные фантазии. Внутреннее не считается чем-то важным в бескачественной вселенной — вселенной, на которую можно указать пальцем.

Ирония же, конечно, состоит в том, что вселенная, на которую можно указать пальцем, — это вселенная бессмысленности. Так что, хотя сознание, ценности и смыслы неотъемлемо присущи глубине Космоса, их нельзя обнаружить в физическом космосе. Иными словами, они в глубинах левосторонних измерений Космоса, а не в поверхностных проявлениях правосторонних измерений. И, таким образом, если вы намерены допускать существование лишь чувственно воспринимаемых поверхностей, тогда вы дочиста отскребете Космос от ценностей, сознания, смысла и глубины — да еще и с гарантией!

И так получилось, что Великая холархия оказалась отринута, по сути, впервые в истории, ведь на нее невозможно указать пальцем. Призрак в машине и вправду стал призраком, ведь он только что наложил на себя руки.

В.: Стало быть, вот почему такие теоретики, как Фуко, столь резко атаковали «науки о человеке», возникшие в XVIII веке?

К. У.: Да, по сути так. Фуко прекрасным образом резюмировал это монологическое безумие при помощи образцовой фразы: мужчины и женщины, по его словам, стали «объектами информации, но не субъектами в общении». Фуко в одном предложении дал идеальное обобщение всего кошмара современности. Иначе говоря, люди, подобно всем холонам, исследовались лишь в эмпирических и объективных измерениях, а посему оказывались сведены лишь к «они»-предметам в великой взаимосвязанной паутине, не имеющим ни глубины, ни интенциональности, ни личности, которые можно было бы обсуждать. Жестокий мир лаборанта, препарирующего куски мяса.

И поэтому росту сциентизма сопутствовало возникновение так называемых наук о человеке — наук, которые низводили людей исключительно до объектов информации. Иначе это называется «дегуманизированным гуманизмом».

В.: Почему Фуко назвал это «эпохой человека»?

К. У.: Потому что «человек» как объект научного исследования был «изобретен». Люди стали объектами изучения со стороны монологической рациональности — то, чего раньше никогда не происходило (ибо Большая тройка никогда до сих пор не дифференцировалась, чтобы затем схлопнуться). В присущей ему причудливой манере Фуко берется утверждать, что человек до этого никогда не существовал. Человек был изобретен. И Фуко томился по «концу человека». Он завершает «Порядок вещей» поразительной метафорой: «Безусловно, можно ставить на то, что человек будет стерт, подобно лицу, нарисованному на песке у кромки моря».

На постмодернистском диалекте это означает «конец объективизации». Конец дегуманизирующего гуманизма, конец «человека», этой односторонней объективизации человеческой личности, расщепление ее в монологические «они». Низведение всех субъектов до объектов в великой паутине взаимосвязанного порядка — это на самом деле власть, маскирующаяся под знание, это тирания монологического взора, это ирония флатландской рациональности, и она была одной из основных целей, по которым бил Фуко.

Стало быть, если взглянуть на основных теоретиков и критиков возникновения современности (таких как Гегель, Вебер, Хабермас, Тейлор, Фуко), формируется удивительно непротиворечивая картина. Все они склонны соглашаться в отношении следующего ряда базовых свойств современности: отчужденный субъект изучает холистический «оно»-мир, причем под знанием понимается просто эмпирическая и объективная репрезентация, или картографирование, этого холистического мира (парадигма репрезентации, зеркала природы). Субъективная и межсубъективная сферы, таким образом, низводились до эмпирических исследований: «я» и «мы» редуцировались до взаимопереплетенных «они»-явлений; таким образом, люди стали «объектами информации, но не субъектами в общении». Это сведение Большой тройки к Большой единице произвело научный материализм, дегуманизирующий гуманизм и бескачественную вселенную, которая все еще имеет тенденцию доминировать над современным и постсовременным миром.