Литовское государство. От возникновения в XIII веке до союза с Польшей и образования Речи Посполитой и краха под напором России в XIX веке | Павел Брянцев | страница 102 | LoveRead.ec

В это самое время в Литве одним из знаменитейших родов был род Радзивиллов. В правление Сигизмунда-Августа представителями сего рода были два двоюродных брата: Николай Радзивилл, по прозванию Рыжий, и Николай Радзивилл, по прозванию Черный. Оба они были протестанты и оба играли выдающиеся роли в Литовском государстве. У первого из них была сестра по имени Варвара, девица редкой красоты. В 1538 г. Варвара, когда ей минуло 17 лет, выдана была замуж за воеводу новогрудского, графа Станислава Гаштольда, которому в это время было более 60 лет. Но спустя четыре года муж Варвары умер и оставил ее наследницею богатых имений. Молодая вдова Гаштольд, по окончании траура, стала являться вместе с своим братом Николаем Радзивиллом Рыжим и двоюродным Николаем Черным в нижний королевский замок на балы, где ее в первый раз и увидел Сигизмунд-Август. Впечатление, произведенное Варварою на князя, так было велико, что он с первой же встречи влюбился в нее и тут же порешил жениться на ней. И действительно, спустя полгода после первого знакомства с Варварою Сигизмунд-Август в сентябре 1547 г. тайно от всех вступил с нею в брак и затем скрыл ее до поры до времени в замке (в Дубинках), который находился в 50 верстах от Вильны, на горе, среди мрачного соснового леса. Об этом браке знали тогда только 5 человек: двое братьев Радзивилл, ксендз, венчавший сию пару, сестра Варвары Анна и ее муж, более никто. Но как Сигизмунд-Август ни старался скрыть свой поступок, он все-таки скоро сделался известным не только в Литве, но и в Польше. В Литве, между прочим, этому факту сильно порадовались: в нем литовцы видели залог более крепкой связи королевича с их государством и надежду в будущем на независимость от Польши. Но в Польше известие о браке Сигизмунда-Августа на Варваре, литвинке, произвело удручающее впечатление: поляки боялись, чтобы чрез этот брак не последовало бы отделения Литвы от Польши, а если не отделения, то преобладания Литвы над Польшею. Особенно Бона страшно была поражена поступком сына: матери хотелось приискать королевичу такую жену, которая бы совершенно предана была ей и ее видам, а о Варваре Бона знала, что у нее в Вильне есть два могучих брата, которые уж никак не позволят ей, как бы она ни старалась, подчинить волю сестры и сделать ее покорным орудием ее политики. Поэтому, когда факт женитьбы Сигизмунда-Августа на вдове Гаштольд подтвердился, Бона, в союзе с преданными ей панами, порешила расстроить этот брак.

В 1548 г. 1 апреля скончался, как мы уже видели, Сигизмунд I, или Старый. Это было на другой год после женитьбы сына его на Варваре. 17 апреля Сигизмунд-Август созвал сейм в Вильне и тут объявил сеймовым членам о своей женитьбе и просил признать его жену Варвару Радзивилл великою княгинею. Отсюда он отправился вместе с Варварою на Петроковский сейм для принятия польской короны. На этом сейме Сигизмунд-Август сделал то же самое, что и на Виленском сейме, то есть прежде всего объявил сеймовым членам о вступлении в брак с Варварою Радзивилл. Но лишь только молодой король сделал это, как между сеймовыми членами поднялось страшное волнение. Затем выступили три самых сильных магната Польши – коронный маршал Петр Кмита^[204], граф Андрей Гурко и воевода сандомирский Иван Пельчинский. Они, по наущению Боны, матери Сигизмунда-Августа, в резких выражениях начали укорять его за женитьбу на Варваре Радзивилл; Иван Пельчинский, в порыве негодования, произнес даже: «Я скорее соглашусь видеть на польском престоле султана турецкого, чем Варвару Радзивилл!» В заключение просили Сигизмунда-Августа развестись с Варварою и жениться на другой. Но он наотрез отказал. Тогда все члены сейма встали с своих мест и пали пред ним на колени; но и это не помогло. Сигизмунд-Август, обнаруживавший слабость характера во всю свою жизнь, на этот раз остался непреклонным. На все убеждения сеймовых членов он в конце концов ответил следующими словами: «То, что совершилось, переменить нельзя, и вам следует просить меня не о том, чтобы нарушить данное слово жене, а о том, чтобы сохранить данное слово каждому из нас. Я дал клятву быть верным жене и не нарушу ее, пока Господь Бог будет хранить меня на сем свете. Для меня дороже честное слово, чем все государства в мире». Этим и кончился Петроковский сейм.

В 1550 г. Варвара была торжественно коронована и провозглашена королевою Польского государства. Сигизмунд-Август был счастлив: он достиг своего. Но это счастие продолжалось не долго: чрез год жена его умерла от рака, а по другим известиям, будто бы ее отравила Бона. Тело ее было перевезено в Вильну и погребено около костела Св. Станислава. Два года спустя после смерти Варвары Радзивилл Сигизмунд-Август вступил в третий брак. На этот раз король женился на эрцгерцогине австрийской Екатерине, вдове монтуанского герцога Франциска Гонзаго, и женился уже с согласия матери Боны и членов сейма. Но брак был несчастлив: чрез два года Август расстался с женою. С этого времени король решительно перестал не только заниматься государственными делами, но даже и думать о них. За свою леность и обыкновение откладывать дела, получил прозвище «Король завтра». Вместо занятия государственными делами Сигизмунд-Август начал предаваться разгульной жизни, кутежам и разным оргиям, напоминавшим времена последних римских императоров. А это вконец убило его тело и душу и сделало неспособным ни к чему серьезному и полезному. Под конец жизни он окружил себя наложницами, которые грабили его без зазрения совести, и колдуньями, которые призывались ко двору для восстановления потерянных сил короля от истощения и разврата. Когда Августа спрашивали: отчего он не занимается нужными делами, то он обыкновенно отвечал смеясь: «Это соколы (так он называл своих наложниц) не дают ни за что взяться, хотя бы и хотел». А когда он умер, то в казне не нашлось денег, чтобы заплатить за погребение: не нашли ни одной золотой цепи, ни одного кольца, какие следовало бы надеть на покойника^[205].

Таков был Сигизмунд-Август по своим личным качествам и нравственному идеалу. Очевидно, при таком короле не могло быть порядка ни во внутренних делах, ни во внешних. И действительно, мы видим, что при Сигизмунде-Августе расстройство внутри и неудачи вне достигли крайних пределов. Но, впрочем, не от одного характера Сигизмунда-Августа произошли вышеозначенные явления, они были также и следствием нравственной порчи высшего польско-литовского католического дворянства: жажда покоя, изнеженность, безумная роскошь и расточительность в сие время овладели всем высшим сословием! Папский легат, кардинал Коммендони, бывший в сие время в Польше, так говорил однажды в польском сенате, обращаясь к членам его: «На предков ваших вы не похожи стали: они не на пирах за роскошными столами распространяли государство, а сидя на конях, трудными подвигами воинскими; они спорили не о том, кто больше осушит стаканов вина, а о том, кто кого превзойдет воинским искусством».