С этими словами Сайрус вышел из машины и пошел прочь, размахивая сигарой, словно дирижировал невидимым оркестром. Эдо, еще толком не осознавший, что происходит, озадаченно смотрел ему вслед. То ли Сайрус почувствовал его взгляд, то ли сам спохватился, что на радостях о важном забыл, но вернулся и сказал, заглянув в окно:
– Машину сразу верни, как доедешь. Заплати перегонщику или кого-то из друзей попроси прокатиться до Элливаля. Мне для тебя ничего не жалко, но Марина ее очень любит. А сам приезжать не спеши, дай мне сперва соскучиться… ладно, ладно, шучу. Я уже прямо сейчас не в восторге от нелепой идеи отправить тебя домой. Поезжай, а то, чего доброго, действительно передумаю. Я человек ненадежный, вечно в последний момент меняю свои решения… эй, ты правда поверил? Что я тебя на цепь посажу в темнице? Но зачем? Чтобы – что? Я просто смеюсь, любовь моей жизни. Обожаю дразниться. Говорил же тебе, никогда не верь мертвецам.
Сидел в машине, курил, смотрел, как Сайрус идет по улице, пока тот не скрылся за ближайшим углом. И после этого еще просидел минут десять – вдруг снова вернется? Ну, может, не все, что собирался, сказал? Хотя сам понимал, что Сайрус о нем теперь еще долго не вспомнит. Сайрус взволнован, у него есть сигара и куча каких-то непостижимых удивительных дел.
Наконец тронулся с места, пытаясь сообразить, как выезжать из города, но помнил только, как отсюда добраться до центра. Хоть у прохожих дорогу спрашивай. А ведь придется, указатели здесь не висят.
Думал: Сайрус, конечно, красавец. Мог бы проводить до окраины или хотя бы подсказать направление, чтобы мне по всему Элливалю до вечера не петлять. Дела у него, понимаете. У чувака, на минуточку, вечность в распоряжении, а тут какие-то сраные полчаса.
Так себя накрутил, что почти всерьез рассердился – как бы из-за дороги, но это, конечно, был только повод, предлог. Сам понимал, что злится на Сайруса точно так же, как давным-давно – две? три? сотню жизней назад? – сердился на Тони Куртейна, когда тот согласился стать смотрителем Маяка. Виду не подавал, говорил: «Зашибись, какой ты крутой оказался», – но сам обиженно думал: а как же все наши планы? И путешествия? Все пойдет в задницу? У тебя теперь будет своя тайная, полная магии жизнь, отдельная от меня?
Я что, правда был вот настолько смешной придурок? И до сих пор им остался? – спрашивал он себя, заново, всем опытным, взрослым, видавшим виды собой ощущая нелепую детскую злость. Только сейчас она его окрыляла, пьянила, как игристые вина, смешила и придавала сил. Еще как остался! – весело думал Эдо. – Что со мной ни делай, как об стенку горохом. Я не повзрослел. Не перестал считать себя центром мира. Не научился брать себя в руки. Не поумнел. И правильно сделал. Я дурак, и мне нравится быть дураком.
С дорогой из города вышло гораздо проще, чем думал: ехал по шоссе вдоль моря, ругался на чем свет стоит, так увлекся, подбирая причудливые бранные выражения, достойные адресата и хотя бы теоретически способные его удивить, что проскочил все ведущие в центр повороты, один за другим, а потом оказалось, никуда сворачивать и не надо, вдалеке наконец показался огромный ярко-зеленый дорожный щит с надписью «Междугородняя трасса» и стрелкой, указывающей прямо, вперед.
По Лиловой пустыне ехал с открытыми окнами, все-таки пустыня – не чистый хаос, хотя и не город, по своим свойствам она ближе всего к морям. Здесь даже каждый мираж имеет более-менее постоянное место, поэтому они изучены и переписаны Элливальскими дорожными мастерами. И вдоль трассы расставлены указатели: «Зона миражей 20 километров», «Осторожно, крупный мираж». Что сберегает кучу нервов водителям, когда с неба внезапно спускается огромное зеркало или посреди дороги вырастает скала.
Музыку не включал, сам понимал, что не надо – и так, словно пьяный, куда еще какой-то дополнительный, прости господи, транс. Вот бы было какое-нибудь междугороднее радио для водителей с новостями, чтением пьес и познавательными передачами! Но радиоволны через хаос не пробиваются. Телефонную связь нормально наладили, а с радио, сколько инженеры ни бились, пока не получается ни фига. Ученые говорят, при междугороднем телефонном звонке контакт между двумя абонентами устанавливается благодаря особому напряжению взаимно направленного друг на друга внимания, то есть это в каком-то смысле больше магия, чем технология – телефонная связь.
Пришлось развлекать себя самостоятельно. Орал песни, все, какие смог вспомнить, дуэтом с внутренним голосом. Получалось так чудовищно, что уже почти хорошо. Часа через два наконец успокоился, как будто пением выпустил из себя всю лишнюю дурь.
Мелькнул указатель «Через 1000 метров конец пустыни». Удивился: это я, что ли, так гнал? Когда ехали автостопом, дорога через Лиловую пустыню занимала часа четыре, если не больше. Ай, ну да, неизменность всякого расстояния – не константа, а всего лишь следствие убежденности ума. А мой ум небось отключился примерно на третьей минуте пения, – объяснил себе Эдо. – От стыда.
Оказавшись на территории Пустынных земель, он сразу понял, почему Сайрус велел ехать с закрытыми окнами. Ветер, врываясь в салон, рассыпался на ласковые голоса: вот и ты, наконец-то ты дома, здесь всегда тебя ждали, выходи поиграть. Поэтому окна сразу закрыл. Но полчаса до ближайшей заправки ехал, борясь с искушением их снова открыть: вдруг голоса хаоса расскажут что-нибудь интересное? Какие-то тайны откроют? Я просто послушаю – ну, вместо радио. Но как-то все-таки удержался, преодолел соблазн.
На заправке залил полный бак, купил себе кофе и бутерброд с печеной сосиской, которая оказалась так же восхитительна, как почти тридцать лет назад. Может, это соседство хаоса влияет на вкус еды? Такого же рода эффект, как в кафе у Тониного двойника? И если так, вот отличная бизнес-идея: рестораны высокой кухни вдоль междугородних трасс. Даже жалко, что бизнесмен из меня еще хуже, чем повар. Но можно кому-нибудь толковому подсказать. Вот это будет веселье, сеть Ресторанов Хаоса посреди Пустынных земель, – думал Эдо, расхаживая по периметру площадки, чтобы размять ноги, и размахивая бутербродом, как Сайрус своей сигарой. И тоже чувствовал себя дирижером, который сейчас покажет всему миру сразу, как надо симфонию жизни играть. Но и сам понимал, что эта счастливая эйфория – не его настоящее настроение, а просто первое ласковое прикосновение хаоса. Вот уж кто действительно умеет соблазнять.
Дальше ехал с закрытыми окнами, смотрел строго вперед, на дорогу, не оглядывался по сторонам. Но все равно, конечно, боковым зрением видел, что едет по улицам Барселоны, где в этот раз так толком и не погулял. Раньше так не было, в смысле, сколько ездил автостопом по трассе, ничего подобного здесь не видел, хотя очень этого ждал, только что не молился, мечтал посмотреть на настоящие наваждения, о которых так много рассказывают опытные путешественники новичкам. Но тогда только изредка видел вдалеке от дороги какие-то буйные джунгли и крышесносные замки. Ну и голоса, конечно же, слышал, их все время от времени слышат, водители еще и поэтому так охотно берут попутчиков, чтобы неизбежные слуховые галлюцинации настоящими разговорами заглушать.
Сумерки сгущались стремительно, все-таки зимой очень рано темнеет. Тут ему, конечно, не повезло – в темноте всякий морок становится убедительней, так достоверно выглядит и звучит, что поневоле начинаешь высматривать дорожные знаки, словно и правда лавируешь по улицам незнакомого города: а здесь вообще можно проехать? Точно движение двустороннее? «Кирпич» не висит? Улицы Барселоны незаметно сменились кварталами какого-то совсем странного города-лабиринта, красивого, как в кино. Эдо не останавливался, даже не сбавлял скорость, чтобы получше их рассмотреть, но все равно видел, как мимо проплывают белые стены, плоские крыши, спиральные лестницы, уходящие ввысь, алые башни, зеркальные тротуары, сияющие витрины, буйные пригородные сады.