Тяжелый свет Куртейна. Зеленый. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Макс Фрай cтр.№ 28

В общем, ломанулся вслед за видением в юбке в чей-то дровяной сарай, но за дверью вместо дров, пылищи и паутины, или что там обычно бывает в сараях, его встретил приглушенный свет ламп, звон стаканов, бренчание пианино, сногсшибательный запах свежей выпечки, жареного мяса, пряных трав, кофе, грибного супа, всей самой вкусной в мире еды, и тогда Эдо внезапно понял, какой он оказывается голодный. А все остальное он понял уже потом, после того, как двойник Тони Куртейна – какие же все-таки они одинаковые, каждый раз при встрече поначалу почти невозможно поверить, что это не он – подошел к нему, протянул толстый ломоть серого хлеба с огромной горячей котлетой и сказал:

– Последняя. Для себя берег.

Эдо даже не стал переспрашивать: «Может тогда не надо?» – потому что близость котлеты пробудила в нем примитивного дикаря, из всех законов человеческого общежития усвоившего только: «дают – бери».

Примерно на середине котлеты дикарь позволил ему промычать «спасибо» и оглядеться по сторонам.

– Вы же были во дворе на Бокшто, – наконец сказал он двойнику Тони Куртейна. – Ступеньки, фонарь, наглухо заколоченная дверь…

– Были, – подтвердил тот. – Да сплыли. Теперь мы, можно сказать, везде. То есть появляемся в самых неожиданных для нас же самих местах. Я как раз недавно вас вспоминал, думал, как же жалко, что вы не заходите. Остальные завсегдатаи нас как-то находят, а вы почему-то нет.

Эдо хотел напомнить, что он и раньше-то, когда было понятно, в какую дверь надо ломиться, не мог попасть в эту их мистическую забегаловку без посторонней помощи. Спасибо Каре и Люси, что приводили сюда иногда. Но решил обойтись без сиротской песни и объяснил, вгрызаясь в котлету:

– Я в последнее время носа из дома практически не высовывал, книгу дописывал. И вот только что, буквально час назад дописал.

– Теперь все нормально будет, захочет – найдет. Нет ничего невозможного для человека, который однажды осветил мне путь, – заверил, заверила, в общем, заверило Тони мистическое явление в юбке, при ближайшем рассмотрении оказавшееся здоровенной очкастой теткой с копной ржаво-рыжих волос.

Ладно, у каждого свои недостатки. Хочет быть рыжей теткой, пусть, – подумал Эдо. И сказал ему:

– Вас узнать невозможно. Но я все равно узнал и бестактно решил поздороваться. Получается, правильно сделал. Привет.

Рыжая тетка расхохоталась так, что очки сползли на кончик носа. А из благоухающего кухонного полумрака за стойкой вышел Иоганн-Георг, похожий на себя самого, как мало когда был похож. Сказал:

– Вы даже не представляете, какой мне сейчас сделали комплимент.

– Да мне тоже! – воскликнула рыжая. И, не переставая смеяться, добавила: – Похоже, он просто видит самую суть!

Эдо совсем растерялся. Но остатки котлеты не дали ему сосредоточиться на недоразумении. Поэтому он не оправдывался, а жевал.

– За это с меня причитается, – решил Иоганн-Георг. – Я придумаю, что. А для начала налью вам выпить. Книгу закончили – ничего себе повод! А о чем?

– О современном искусстве Другой Стороны, – автоматически, как всегда говорил дома, ответил Эдо. – Спохватившись, исправился: – Ну, то есть о здешнем искусстве. «Практика приближения к невозможному», художественный жест как следствие невозможности чуда, чудо, как следствие отчаянного художественного жеста – вот это все.

– Хренассе, – изумился тот. – Внезапный поворот.

– Да не особо внезапный, – невольно улыбнулся Эдо. – Я же профессиональный искусствовед. И конкретно этой темой много лет занимаюсь. Но понимать что-то начал только после того, как прожил здесь в полном беспамятстве почти восемнадцать лет.

– Он профессор вообще-то, – с удовольствием вставил Тони. – Я как узнал, до сих пор удивляюсь, какие классные на Другой Стороне бывают профессора! У нас бы такой еще с первого курса вылетел, и поминай, как звали.

– Спасибо, – поблагодарил его Эдо. – Но кстати, по свидетельствам очевидцев, я пару раз действительно вылетал. За прогулы и конфликты с преподавателями… в смысле, подрался с одним дураком из-за вашего, между прочим, Ван Гога. Ужасно жалко, что сам до сих пор ни черта не помню, в пересказах очень смешно. Потом восстанавливался; ну, это нормально. Не то чтобы какая-то исключительная биография, у многих коллег было примерно так.

– Преподов даже я в свое время не колотил, – присвистнул Иоганн-Георг. – Обскакали вы меня! Но я вообще знаю, кто вы по профессии. И удивился не этому, а самой постановке вопроса. «Художественный жест как следствие невозможности чуда» – ну ничего себе! История моей жизни, точно вам говорю.

Он отвернулся, достал из буфета бутылку темного стекла и спросил Тони:

– Мы же переживем, если я последнюю прошлогоднюю зимнюю тьму открою?

– Самое время, – откликнулся тот. – Чего-чего, а тьмы сейчас, слава богу, хватает. Можно начинать заготавливать тьму нового урожая. Как раз пора.

Прошлогодняя зимняя тьма, вернее, настойка на тьме была темнее самой пасмурной декабрьской ночи, а вкусом оказалась немного похожа на тот самый крепкий кофейный коктейль из виски-бара на Траку, до которого нынче вечером не добрался, так уж ему повезло.

Так уж мне повезло, – думал Эдо, поставив на стол опустевшую рюмку. – История всей моей жизни в одном предложении: так уж мне повезло.

Сказал:

– То ли вы чудотворно меня напоили с первой же рюмки, то ли я сам по себе такой дурак, но сейчас мне хочется лечь на пол, обнять весь мир и рыдать.

– Таково воздействие нашей тьмы на здоровый организм, обычное дело, – заметила рыжая женщина, которая его сюда привела.

– Я сам, когда в первый раз попробовал, прослезился, благо дегустировал в одиночку, можно было особо в руках себя не держать, – признался Тони.

А Иоганн-Георг снова наполнил рюмки. И спросил:

– Книжку-то дадите мне почитать?

– Могу даже файл прислать, если вам иногда снятся сны про электронную почту, – усмехнулся Эдо.

– Да чего только мне не снится, особенно спьяну, – в тон ему ответил тот. – К концу этой бутылки вполне может присниться какой-нибудь вайбер. Или, прости господи, телеграм.

– Сидел белый, нетрудный, головой мотал, потом успокоился, перестал.

– Шел тоже белый, но другой, потруднее. В две стороны сразу шел, умел так ходить.

– Другая шла, не белая, ой не белая, клянчила, хныкала, хохотала она.

– Стоял чужой, совсем чужой, как бы плакал, но не плакал, сиял.

– Лежал безмятежный, как будто лежит, как все лежат, но летел, летел.

– Кружилась прозрачная, сладкая-сладкая, таких надо приманивать, а она сама прилетела-пришла.

* * *

– Спасибо, мои дорогие, – говорит Стефан, поднимаясь на ноги. – Даже не знаю, что бы я без вас делал. С другой стороны, зачем мне такие глупости знать?