Рабочее самоуправление в России. Фабзавкомы и революция. 1917–1918 годы - читать онлайн книгу. Автор: Димитрий Чураков cтр.№ 109

Не следует забывать и ещё об одном важном обстоятельстве, что некоторые массовые организации, прежде являвшиеся звеном растущей системы органов рабочего самоуправления, к моменту принятия Конституции изменили свою природу, что и нашло отражение в Основном законе Советского государства. Речь идёт, естественно, о Советах. К примеру, прежние нормы формирования низовых Советов, когда комплектование депутатского корпуса в основном осуществлялось через профсоюзы, фабзавкомы и прочие пролетарские организации, подменялись в Конституции 1918 г. всеобщими выборами. Что же касается пресловутых ограничений для представителей «свергнутых классов», имевшихся в Конституции, то они носили расплывчатый характер и могли применяться против кого угодно, в том числе против самих рабочих, и уже в силу этого не сильно меняли социальную сущность новой системы выборов. В них скорее видится узаконение диктатуры вообще, нежели диктатуры собственно рабочих.

Несколько комментариев необходимо сделать и относительно заложенной в Конституцию 1918 г. избирательной системы. От системы выборов в Советы, существовавшей до Октября, в тексте Конституции оставались лишь производственные округа, но и в них выборы шли на всеобщем основании. Другим моментом, оставшемся от прежней системы выборов, было сохранение разного принципа делегирования в городские и сельские Советы, в результате чего один голос горожанина условно приравнивался к 5 голосам жителей деревни. Но это положение носило исторически сложившийся характер: когда на III съезде Советов рабочие и крестьянские Советы объединились в единую общероссийскую структуру, были сохранены прежние принципы их формирования. В результате городские Советы формировались по одним нормам, а сельские по другим³⁰³. Никакого отношения к диктатуре пролетариата такое положение вещей не могло иметь отношения уже хотя бы потому, что речь шла об одном голосе горожанина, а вовсе не обязательно рабочего, как утверждалось прежде и почему-то утверждается по сей день. Если различие норм представительства от города и деревни и было кому-то выгодно, то вовсе не рабочим, а чиновничеству, новой красной бюрократии, ловко действовавшей из-за спины рабочего класса³⁰⁴. Тем самым вовсе не случайно, что изменение избирательной системы вызвало серьёзные нарекания уже в то время. Так, в письме Коллегии Наркомюста в ЦК РКП (б) от 4 июля 1918 г. один из пунктов был напрямую посвящён этому вопросу. В документе подчёркивалось, что проект «ломает существующую систему выборов в Советы», «уничтожает представительство профсоюзов, политических партий», отмечались прочие упущения с точки зрения авторов протеста³⁰⁵.

Стоит ли пояснять, что замечание Коллегии НКЮ осталось без ответа. Речь шла не о случайном эпизоде, а последовательном курсе на вытеснении рабочих элементов из системы Советов. Причину этой практики понять не сложно: если весной-летом 1918 г. в губернских Советах большевики и левые эсеры продолжали укреплять своё положение³⁰⁶, то в городских Советах, по крайней мере в Петрограде и практически во всех губерниях ЦПР, на Урале у большевиков в середине 1918 г. возникли существенные трудности из-за роста в рабочей среде абсентеизма протестных настроений и вызванного этим укрепления позиций оппозиции, прежде всего правых эсеров и меньшевиков³⁰⁷.

Не стоит недооценивать и тот факт, что многие положения Конституции 1918г., декларировавшие закрепление результатов рабочего движения в предшествовавшие периоды революции, на практике никакого значения не имели. Взять, к примеру, принцип, ограничивавший право «прежних эксплуататоров» «защищать с оружием в руках Советскую власть». В жизни он не соблюдался никогда. Уже в бытность существования Красной гвардии в её рядах можно было встретить и прежних полицейских, и прежних жандармов³⁰⁸. Тем более потребность привлечь на свою сторону кадровых офицеров императорской армии возросла в связи с началом Гражданской войны³⁰⁹. По существу, соответствующая норма Конституции принималась в условиях, когда её выполнение было фактически не возможно. То же самое можно сказать и о подтверждении в Конституции 1918 г. положений закона о рабочем контроле – закона, который в момент принятия Конституции уже давно не выполнялся и был перечёркнут последующими актами, регулирующими рабочий вопрос в Советской России (к примеру, подробно проанализированной выше инструкцией ВСРК, а также резолюциями I Всероссийского съезда профсоюзов и I Всероссийского съезда советов народного хозяйства).

В конце концов, в Конституции 1918 г. РСФСР нигде не провозглашалась государством диктатуры пролетариата. В тексте Основного закона, и это признавала уже советская историческая наука, даже не содержалось формулировки самого такого понятия, как «диктатура пролетариата»³¹⁰. Более того, и этот факт никак не учитывается ни прежней, ни современной историографией, приводимый выше § 9 гл. 5 чётко формулировал, что диктатура пролетариата – это лишь основная задача, рассчитанная на предстоящий переходный момент, но никак не отражение существующего положения вещей. Фактически это означало, что установление диктатуры пролетариата отодвигалось на неопределённое время, поскольку продолжительность переходного периода в тексте Конституции никак не оговаривалась.

Какой же тогда строй, если не диктатуру пролетариата, провозглашала Конституция 1918 г.? Ключевым в этом смысле следует признать § 10 гл. 5, в котором записано: «Российская Республика есть свободное социалистическое общество всех трудящихся России. Вся власть в пределах Российской Социалистической Федеративной

Советской Республики принадлежит всему рабочему населению страны, объединённому в городских и сельских Советах»³¹¹. Таким образом, Конституция 1918 г. провозглашала диктатуру, но не пролетариата, а трудового народа, диктатуру трудящихся классов (§ 8, гл. 4), а это – чисто эсеровское определение, не имеющее ничего общего с ортодоксальным марксизмом³¹².

Совершенно очевидно, что различные нюансы в тексте Конституции отразили реально существовавшие перекосы в государственном строительстве, а также те проблемы, которые существовали внутри самого рабочего движения революционной поры. Поэтому во время работы над проектом Конституции вспыхивает очередная волна дискуссий о судьбах рабочего самоуправления в «условиях пролетарской государственности». В ходе этой дискуссии со всей определённостью успевают проявить себя тенденции развития большевистского режима, которые вскоре будут определять его лицо многие десятилетия. К этому времени реальность была уже такова, что ни о каком возвращении к положению, когда рабочее самоуправление представляло собой самостоятельную политическую и экономическую силу, уже не шло. Грамотный учёт специфики момента мог бы способствовать лишь закреплению за органами рабочей самоорганизации прочного, независимого места в системе постреволюционного государства. Попытки повернуть время вспять были чреваты ещё большим ужесточением авторитарных тенденций, поскольку дестабилизировали и без того хрупкие механизмы общественного взаимодействия, действовавшие на территории, подконтрольной Советам. Всё это с неизбежностью предопределяло жёсткость полемики, развернувшейся в процессе подготовки Основного закона Советского государства.