Рабочее самоуправление в России. Фабзавкомы и революция. 1917–1918 годы - читать онлайн книгу. Автор: Димитрий Чураков cтр.№ 103

В протоколах завкома Тульского патронного завода запечатлён один из случаев, иллюстрирующих характер начавшегося процесса и отношение к нему на местах. 22 февраля 1918 г. завком обсуждал доклад своего представителя Давыдова о его последней поездке «в город Царицын за топливом». Для завкома в Царицине были заготовлены 160 цистерн нефти. «Но главная задача, – сетовал Давыдов, – нет паровоза». Причиной его отсутствия было бездействие центральных властей. Тульский патронный завод оказался перед угрозой приостановки работ из-за бюрократического беспорядка на транспорте, когда железные дороги подчинялись чиновникам в Москве и не желали принимать в расчёт нужды местных предприятий. Центральная власть была не в состоянии обслужить нужды заводчан и, по мнению рабочих завода, оставляла «единственный выход – по примеру других заводов заарендовать в Москве специальный паровоз», но уже на свой страх и риск²³⁰. На этом же заседании говорили и о предшествующем случае, который давал рабочим повод выражать недоверие центральным экономическим властям и новым порядкам. Давыдов, продолжая свой доклад, остановился на том, что ему уже приходилось сталкиваться с последствиями чиновничьего произвола. В одной из прежних поездок ему отказали в получении топлива, причиной же отказа стала ведомственная разобщённость и царившая неразбериха в организации вопросов снабжения центральными российскими властями. В результате огромный завод оказался без нефти «вследствие отсутствия», как записано в протоколах завкома, у его представителя «нарядов от вновь установленного органа Совета народного хозяйства, а имевшиеся у него районные наряды потеряли законное значение»²³¹. Как мы видели выше, до Октября завком ТПЗ вполне справлялся с обеспечением своего предприятия топливом, налаживая прямые связи с местами его производства и переработки, теперь же, чтобы получить в Царицыне нефть, завкому нужно было сперва обращаться в Москву за нарядами «от вновь установленных органов», а потом уже искать нефть. Поскольку в прениях рабочие ТПЗ ссылаются на другие заводы, печальный опыт результатов «централизованного государственного регулирования социалистической экономикой» имелся не только на патронном, но и на других заводах Тулы. Прежде всего в подобных факторах и следует искать причины растущего недовольства рабочих Тулы своим положением, наметившегося весной 1918 г., а вовсе не в меньшевистском влиянии и прежней «прикормленности царизмом», на чём натаивал один из авторов журнала «Рабочий контроль»²³².

Похожим образом складывались дела не только у металлистов Тулы, но и у текстильщиков Иваново-Вознесенска, начинавших всё отчётливее воспринимать новые тенденции в политике центральных властей как опасные и вредные для рабочего самоуправления. На прошедшем в конце февраля 1918 г. в Москве совещании представителей рабочего контроля Иваново-Кинешемской области это вскрылось, в частности, в отношении «Центроткани», «которая своим отношением часто тормозит дело», а именно не даёт трудовым коллективам самостоятельно решать вопросы сбыта продукции. Как было рассказано корреспонденту «Правды», по итогам осмотра рабочими складов своих мануфактур в Иваново-Кинешемском районе положение с затовариванием готовой продукции было прямо-таки «ошеломляющим». Особенно взрывоопасная ситуация складывалась из-за бюрократизма чиновников от «Центроткани» на фабриках Вичугского района, а в самом Иваново-Вознесенске на фабриках Горелина и товарищества Тверской мануфактуры, где продукция попросту гнила, в то время как «народ до нитки обносился и негде и не на что купить ситцу»²³³. Как писал один корреспондент иваново-вознесенской газеты: «Нам часто приходилось встречать представителей фабричных комитетов фабрик, находившихся в 20 верстах от Москвы, которые обивают пороги в Московском хлопковом комитете, разыскивая хлопок, и в то же время под боком, в той же

Москве имеются громадные склады, набитые хлопком». И такая ситуация, отмечается в статье, складывается не только в столице с её мощной армией управленцев, но и в провинции: Нижнем Новгороде, Ярославле, Костроме, Рыбинске, Кинешме²³⁴.

Аналогичным образом разрасталось воздействие политики огосударствления и на другие виды деятельности фабзавкомов. Вскоре после январского профсъезда, в исполнение звучавших на нём требований, регулирование рынком рабочей силы передаётся в ведение государства²³⁵. В § 16 «Положения о бирже труда» было чётко оговорено: «Наём рабочих и служащих производится только через биржу труда»²³⁶. С переходом контроля над наймом и увольнением к государственным учреждениям фабзавкомы лишаются одного из своих важнейших завоеваний. Тарифная компания и обострение экономического кризиса приводят к вытеснению фабзавкомов из области контроля за размером заработной платы. С лета 1918 г. вопросы определения тарифов по заработной плате сосредотачиваются в центре²³⁷. Теперь приоритет в этой области отдаётся Наркомтруду²³⁸, профсоюзам и местным государственным органам, таким, как Комиссариат труда Московского промышленного района или Воронежский губернский комиссариат труда. Причём вмешательство государства, как это ни покажется странно в свете имеющихся представлений о рабочей политике большевиков, нередко было направлено против повышения заработной платы, в том числе в даже частной промышленности²³⁹. Делалось это для того, чтобы исключить резкие колебания заработной платы на предприятиях одной отросли. Предполагалось, что разница в зарплатах разрушает классовую солидарность и классовое единство, – сомнительная идея, продиктованная уравнительными настроениями той эпохи и проникшая даже во властные структуры. Постепенно сводится на нет и самое первое завоевание фабзавкомов: в Советской России под предлогом революционной сознательности начинает всё больше игнорироваться 8-часовой рабочий день.

О растущем подчинении органов рабочего самоуправления красноречиво говорит и тот факт, что в принимаемых документах, регламентирующих права фабзавкомов, содержатся такие нормы, которые прежде, в первые недели после Октября, были бы просто немыслимы. В них вносили такие типовые положения, как это видно хотя бы на примере широко растиражированного и повторённого

Устава металлообрабатывающих предприятий, как недопустимость рабочих собраний и деятельности органов рабочего контроля в рабочее время²⁴⁰. Если раньше циркуляры Временного правительства, содержавшие подобные требования, привели к беспорядкам на многих предприятиях той же металлообрабатывающей промышленности, а также кожевников, текстильщиков и других отрядов рабочих ЦПР, то теперь подобные нормы были как бы в порядке вещей.

Самым ярким примером того, как вмешательство государства в прерогативы органов рабочего самоуправления сказывалось не только на ограничении их прав, но и меняло сам характер низовых рабочих организаций как органов гражданского общества, может служить деятельность фабзавкомов по наведению трудовой самодисциплины. Борьба за дисциплину в период между февралём и октябрём, а также сразу после Октября воспринималась самими рабочими как проявление их «классовой сознательности» и отсутствия у них «классового эгоизма»²⁴¹. Отсюда меры по наведению порядка в цехах зачастую носили исключительно моральный характер, как это в своё время было и в крестьянской общине. Так, экономический отдел Подольского Совета в январе 1918 г. постановил: «за недобросовестное отношение к труду подействовать… морально посредством контрольной комиссии»²⁴², а на Куваевской мануфактуре в Иваново-Вознесенской губернии было решено: «что касается тех товарищей, которые по своей малосознательности не хотят выполнять ту работу, которая на них возложена, то на них постараемся воздействовать нравственным путём, то есть посредством увещаний»²⁴³. Часто только лишь злостное нарушение влекло за собой уже более ощутимые санкции, такие, как штрафы, увольнения, изъятия из зарплаты²⁴⁴.