Джулианна знала, как опасно начинать думать, что Доминик разделяет ее глубокие чувства. Понимала, что не должна доверять ни одному его слову – только не после его обмана в Корнуолле. И даже при том, что Доминик действительно заботился о Джулианне и питал к ней нежность, их по-прежнему разделяла огромная пропасть. Это была пропасть социального положения и политики. Когда-нибудь Педжет должен был жениться на женщине богатой и титулованной, как он сам.
Джулианна так боялась… Она боялась чувств, поселившихся в сердце. Она не могла позволить себе влюбиться. И даже не потому, что Педжет обманул ее, не потому, что он был совершенно незнакомым ей человеком, шпионом и тори, но потому, что он оказался графом Бедфордским. И Джулианна была для него лишь любовницей.
Она медленно уселась на кровати, опершись спиной о множество сине-золотистых подушек и прижимая шелковые покрывала к груди. Никогда прежде ей не доводилось бывать в личных покоях графа. Джулианна чувствовала, словно попала в королевскую спальню. Нижняя часть стен была обшита панелями позолоченного дерева, верхняя же половина оказалась обита синей, с нитями золота тканью. На золотисто-белом потолке красовались две огромные хрустальные люстры. В комнате было две зоны отдыха, одна из которых занимала пространство перед камином с золотисто-белой мраморной полкой. Изысканный столик для завтраков из розового дерева стоял у высокого окна, из которого открывался вид на поражающие красотой сады. Джулианна была уверена, что цветы, регулярно появлявшиеся в ее спальне, приносили из графского сада.
Что ж, ей явно следовало покинуть Бедфорда. Она должна была встать, одеться и вернуться на Кавендиш-сквер. А потом останется только обратиться к первому попавшемуся путешественнику, отправляющемуся в Корнуолл, и попросить его захватить ее домой. Там, в родных местах, Джулианна сможет вернуться к своей обычной жизни, наполненной размышлениями о политике. Там она сможет попытаться забыть Доминика.
Но Джулианна не собиралась делать это прямо сейчас, потому что ей хотелось еще раз увидеть любимого. Хотелось взглянуть ему в глаза после проведенной вместе ночи. Она знала, что надеялась увидеть в них отражение собственных чувств.
Халат, который Джулианна носила накануне, лежал перед ней на спинке кресла. Скользнув в него, она вдруг услышала характерный звук закрывавшейся двери. Джулианна поспешила захлопнуть дверь в спальню и кинулась в соседнюю гостиную, но Доминика там не обнаружила.
Джулианна не сомневалась, что он ушел пару минут назад, поскольку дверь в его гардеробную осталась открытой, точно так же, как дверь в коридор, расположенный за гостиной. Интерьер комнаты, в которой оказалась Джулианна, был выполнен в золотистых тонах с бледно-синими акцентами. Обстановка здесь казалась более яркой, светлой – и менее величественной, – чем в спальне графа. Перед камином стоял маленький диван, обеденный стол располагался перед окнами, из которых был виден роскошный сад. Одну стену занимал книжный шкаф, другую – письменный стол.
Джулианна подошла к гардеробной и вежливо постучала. Когда никто не отозвался, она тихо позвала Доминика и заглянула внутрь. Увидев на полу восточный халат Педжета, Джулианна поняла, что он уже оделся и ушел. Нелепо, но она ощутила горькое разочарование.
Утро было в разгаре, и Джулианна собралась спуститься к завтраку, но помедлила, заметив на столе пергаментную бумагу и перо. Ей следовало написать Тому. Это заняло бы всего несколько минут, к тому же Джулианне хотелось известить друга о недавних событиях. Она подошла к столу, не обращая внимания на лежавшее рядом письмо, которое начал Доминик. Потом потянулась к стопке бумаги. Когда Джулианна вытянула оттуда лист и уселась за стол, ее взгляд невольно скользнул по обрывистому почерку на бумаге с письмом. Она увидела дату и вступительную строку.
Письмо было начато неделю назад, приветствие гласило: «Мой дорогой Эдмунд».
Послание совершенно не заинтересовало Джулианну, но, потянувшись к перу, она заметила конверт, лежавший рядом с чернильницей. Не прочитать имя получателя письма было просто невозможно.
Оно было адресовано широко известному – нет, печально известному – реакционеру Эдмунду Берку!
Джулианна не могла прийти в себя от потрясения. Она презирала взгляды Берка! Презирала самого Берка, этого подлого ренегата! Каким же низким и гадким он был! Когда-то давний друг и последователь Чарльза Джеймса Фокса, которым так восхищалась Джулианна, Берк недавно объявил о своем официальном разрыве с вигами и внезапно, чуть ли не за одну ночь, стал одним из национальных лидеров тори. Берк снискал славу как автор многочисленных трактатов о бедах и вреде Французской революции, которую считал не чем иным, как чистой воды анархией. Он был ярым поборником идеи остановить распространение революции как можно быстрее!
Вне себя от страха, Джулианна схватила письмо Доминика и принялась читать, взбудораженная настолько, что едва могла дышать.
Пробежав глазами строчки, она пришла в замешательство.
Доминик писал: «Вы знаете, мой дорогой друг, что я стою с вами на одних принципах, которые так объединяют нас, – и что я горячо поддерживаю суровую необходимость предотвратить распространение революции до берегов этой великой, свободной земли. Тем не менее у меня есть серьезные опасения в отношении деятельности Комитета по делам иностранцев, который занимается подавлением инакомыслия по всей стране. В таком государстве, как наше, здравое обсуждение противоположных точек зрения только укрепляет свободу. И никак не ослабляет ее. Очевидно, что открытые и дерзкие призывы к мятежу должны подавляться, однако существует разница между разрешением свободно выражать свое мнение и порицанием бунтарских речей…»
Далее Доминик писал, что общественное и политическое устройство Англии стоит подкрепить мягкими, последовательными и столь необходимыми реформами – такими, как, например, наделение правом голоса большего числа населения и установление минимального стандартного размера заработной платы. Он даже высказывал точку зрения о введении подоходного налога для богатых имений.
«Я прошу вас рассмотреть мои предложения, – стояло в конце письма. – И не сомневайтесь, что я остаюсь в высшей степени преданным сторонником премьер-министра Питта и партии тори и буду продолжать делать все, что в моих силах, чтобы помешать радикалам и республиканцам перенести революцию к нашим берегам».
Джулианна была ошеломлена. Да, Педжет был настроен против революции и собирался решительно бороться с этим явлением, но он не был категоричным реакционером, которым она его считала. Собственно, Джулианна и сама едва ли была против последовательных и мягких реформ в собственной стране. Другое дело, что она нисколько не сомневалась: подобные реформы никогда не претворятся в жизнь – в этом случае правящим партиям придется многим поступиться. И все же взгляды Доминика не казались ей неприемлемыми – нисколько!
И вдруг в ушах явственно зазвучал голос Лукаса: «Он – не для тебя, Джулианна. Поверь, я знаю, о чем говорю… В один прекрасный день он женится на какой-нибудь богатой дебютантке…»