Джулианна была благодарна за то, что Лукас уехал, в противном случае брат наверняка заметил бы ее унылое настроение – и ее печаль. Не то чтобы, конечно, она теперь должна была подчиняться брату… Лукас мог устраивать ей допросы до бесконечности – она хранила бы гробовое молчание! Джулианна была в бешенстве, она злилась на Лукаса за то, что тот поначалу собирался утаить от нее правду о Педжете. Но, хотя Джулианна гневалась на брата, она еще и безмерно волновалась за него. Лукас, несомненно, оказался втянутым в войну, и ей это не нравилось. Семья не смогла бы выжить без его поддержки. Не говоря уже о том, что Джулианна любила брата, несмотря на его обман.
Она спустилась вниз. И впервые за прошедшие дни заметила, какой великолепный дождик моросит за окном. «Как прекрасно!» – подумала Джулианна, ведь день был таким же пасмурным и унылым, как ее настроение.
Интересно, он сейчас в Лондоне?…
Невольно вспомнив о Педжете вот так, Джулианна снова пришла в ярость – на сей раз из-за себя самой! Ну что, что с ней творилось? Ведь если он был сейчас в Лондоне, наверняка сидел в военном министерстве, делясь агентурными данными с министром!
Выйдя из гостиной, Амелия приложила палец к губам:
– Мама только что заснула.
Джулианна заставила себя улыбнуться.
– Прекрасный день для послеобеденного сна.
– Еще даже не полдень, Джулианна.
Она почувствовала, как улыбка сбежала с лица. Амелия взяла ее за руку.
– Помоги мне приготовить обед.
Джулианна позволила отвести себя на кухню, внезапно вспомнив, как носила Шарлю подносы с едой. Острая боль пронзила сердце, и она снова разозлилась на саму себя.
На кухне Амелия вручила ей миску стручковой фасоли, которую требовалось вымыть и вычистить. Джулианна подошла к раковине. Пока она наполняла миску водой, Амелия заметила:
– Сегодня ты выглядишь лучше, отдохнувшей.
Джулианна объяснила это себе тем, что сумела заснуть на несколько часов прошлой ночью.
– Да.
– Чем собираешься заняться днем?
– Почитаю, наверное.
– Почему ты не навещаешь Тома?
Джулианна слила воду из миски. Потом обернулась и взглянула на Амелию. Что ж, рано или поздно придется оказаться с Томом лицом к лицу. В некотором смысле ей не терпелось увидеться с ним и выложить все, что произошло. Как только Том услышал бы о Педжете, он пришел бы в неописуемую ярость. И тут же написал бы в Париж.
Но именно это заставляло ее колебаться. С другой стороны, такова была война.
Амелия тихо продолжила:
– Думаю, тебе пошло бы на пользу обсудить что-нибудь ваше, радикальное.
Джулианна множество раз обсуждала политические события с Педжетом. И теперь понимала, почему он так боялся толпы и обвинял якобинцев в подстрекательстве к насилию – почему он так жалел о казни короля, чистке в Национальном конвенте, – почему он, казалось, был огорчен наплывом эмигрантов в Великобританию. Он лишь притворялся, что поддерживает революцию. Он был роялистом.
– Джулианна, когда мы сможем поговорить о том, что случилось?
Амелия подошла к ней, взгляд старшей сестры был ласковым и добрым, но обеспокоенным.
– Здесь решительно не о чем говорить. Я считала его героем. Но Шарль Морис оказался вымышленным. – Голос Джулианны звучал так спокойно.
Амелия схватила ее за руки:
– Я знаю, как ты сходила по нему с ума. И знаю, что сейчас ты просто раздавлена! Разреши мне помочь тебе, дорогая.
Джулианна задрожала:
– Со мной все в порядке, Амелия. На самом деле. Я просто должна справиться с горькой правдой.
– Как ты можешь быть в порядке? Ты нянчилась с ним, помогала выздороветь, вы стали близкими друзьями, и ты повсюду сопровождала его. Ты спасла ему жизнь, а он отплатил ужасным обманом. Он предал нас обеих, но меня он никогда не волновал так, как тебя. Я зла на него – но вполне могу представить, что чувствуешь ты.
– Я презираю его.
Амелия кивнула:
– Со временем ты забудешь.
Педжет приказал ей забыть, что он вообще существовал, а особенно о том, что они когда-то были «знакомы». Внезапно ей стало дурно.
Он был самым холодным, самым бесчувственным человеком из всех, кого она когда-либо встречала. Как он мог обмануть ее вот так? Как мог уйти – без переживаний, без ощущения, что его сердце разбито? Он заслужил любой тяжкой доли, которую только может уготовить ему война!
Амелия крепко обняла ее.
– Я влюбилась в него, – шепотом призналась Джулианна. – Я так его любила! Это причинило мне такую боль… И самое худшее заключается в том, что я продолжаю гадать: где он теперь, неужели ему решительно все равно… Только представь – не все равно ли этому проклятому тори!
– Уверена, ему не все равно – вы были друзьями, к тому же ты спасла ему жизнь. Но ты забудешь его, Джулианна, – успокаивала Амелия, и все же ее слова звучали скорее вопросительно, сомнение так и сквозило в ее тоне.
– Разве я смогу когда-нибудь забыть о том, что он сделал? Амелия, я видела это безразличное лицо, на котором не отразилось ни тени эмоции!
«Какая же я дурочка, если надеюсь, что вся эта история хоть как-то его задела!» – подумала Джулианна, и внезапно острая, нестерпимая боль снова пронзила ее сердце. Он не смог бы обмануть ее вот так, если бы хоть что-то к ней чувствовал.
Амелия пристально смотрела на нее, чуть ли не пронзая взглядом.
– Джулианна, в то утро, когда тебе стало плохо – когда я спросила тебя, где ты была… – Она на мгновение замолчала, потом с тревогой произнесла: – Тебе действительно было дурно?
Джулианна с досадой отвернулась.
Амелия сжала ее руку:
– Пожалуйста, скажи мне, что ты не была с ним!
Джулианна задрожала, собираясь отрицать это, но вдруг взглянула сестре в глаза и поняла, как отчаянно нуждается в ее любви, ее доброте, ее поддержке. И Джулианна неожиданно для себя самой выпалила:
– Я была с ним, Амелия.
– Боже праведный!
Джулианна повернулась и увидела, что сестра побледнела как смерть.
– Сейчас это действительно не имеет значения.
– Это имеет значение! – вскричала Амелия, тут же заливаясь краской гнева.
– Ты не должна никому говорить об этом! – Джулианна вдруг осознала, в какое опасное положение поставило ее это невольное признание. – Амелия!
– Он не какой-то там незнатный простолюдин. Он – джентльмен и человек чести! – Сестра была ошеломлена.
Джулианне хотелось смеяться. Но она не могла.
– Мне очень жаль, он, может быть, и дворянин, но явно не человек чести.