Джулианну вдруг охватила неистовая дрожь, ее пронзительный взгляд слился со взором Педжета.
– Лжец.
Его зеленые глаза вспыхнули.
Лукас подошел к сестре, положив ладонь ей на руку.
Джулианна сбросила ладонь, даже не глядя на него.
– Лжец! Я слышала тебя – твою идеальную английскую речь – без акцента! Ты – не француз, ты – англичанин!
Лицо Педжета по-прежнему было непроницаемым. Он лишь смотрел на нее, не говоря ни слова, но Джулианна чувствовала, что его мысли лихорадочно скачут.
– Ты погряз во лжи и уже не сможешь отвертеться! Ты – никакой не француз!
Куда же, отчаянно думала она, подевался ее горячо любимый Шарль Морис? Как такое вообще могло произойти?
– Ты долго стояла у двери, Джулианна? – хладнокровно спросил Лукас.
Она никак не могла унять объявшую тело дрожь, лишь продолжала пристально смотреть на обманщика.
– Достаточно долго, чтобы услышать, как ты называешь его Педжетом – по очень благородному, старому, уважаемому английскому имени. Достаточно долго, чтобы услышать, как он говорит по-английски – в совершенстве, без намека на акцент. Достаточно долго, чтобы узнать, что он живет в Лондоне, а не во Франции. Что у него в Лондоне дом, по которому он скучает! – вскричала Джулианна. – Достаточно долго, чтобы услышать, что ты должен добраться до Уайтхолла в течение сорока восьми часов. – Осознав весь ужас произошедшего, она стала задыхаться, но сумела закончить: – Том был прав! Он сказал, что я не должна доверять тебе!
Подумать только: а она доверилась ему целиком и полностью – душой и телом!
Выражение лица Педжета наконец-то изменилось.
– Мне очень жаль, – только и сказал он.
Как, как это могло произойти? Библиотека опрокинулась, закружилась перед глазами. Джулианна не могла мыслить ясно – это было просто невозможно!
И вдруг ее потрясенное сознание пронзила догадка, подсказавшая, с кем именно ее свела судьба. Он получил ранение во Франции, но оказался англичанином, и это могло означать только одну вещь. Педжет был британским агентом, и он находился во Франции, пытаясь подорвать устои революции.
– Ты – шпион!
Но он твердо стоял на своем.
– Мне очень, очень жаль, Джулианна, но я счел нужным солгать. И я – не шпион. Моя мать – француженка, и я как раз навещал ее имение во Франции, когда стал жертвой волны насилия.
Джулианна уже чуть ли не смеялась над ним. Убеждает ее так, словно она когда-нибудь снова поверит хоть слову, произнесенному им!
Куда же делся ее ненаглядный Шарль – герой революции, которого она так любила?
– Джулианна, ты должна успокоиться, – принялся увещевать сестру Лукас. – Для Педжета это был вопрос выживания – согласиться с твоим заблуждением о том, что он – француз и офицер армии.
Она наконец-то перевела взгляд на брата:
– И ты тоже знал об этом?
– Нет.
Но она не верила даже брату.
– Боже праведный, ты что, тоже шпион? Именно поэтому ты все эти дни торчал в Лондоне? Или, может быть, точно так же слонялся по Парижу!
– У меня нет времени на то, чтобы шпионить, Джулианна, – ответил Лукас. – И ты прекрасно знаешь это.
Она оглянулась на Педжета, понимая, что вообще ничего не знает. Стоя там, у камина, он выглядел надменным, заносчивым и богатым, до мозга костей британским аристократом. У него, наверное, и титул имелся? Охватившие ее недоверие, ужас и шок смешались в один ком смятения. Это был сущий кошмар. Это просто не могло произойти наяву.
– Я не верю ни одному из вас, – бросила Джулианна и, повернувшись, кинулась прочь из комнаты.
Джулианна не знала, сколько простояла у окна своей спальни, глядя невидящим взором вниз, на подъездную дорогу к дому и конюшню. Она не могла пошевелиться. Она не могла дышать. Она утратила способность мыслить ясно. Потрясение было сокрушительным, и оно лишило сил, буквально сразило ее.
Все было ложью.
На Джулианну нахлынули мучительные воспоминания о Шарле и том времени, что они провели вместе, ужиная, читая газеты, прогуливаясь вдоль скал, занимаясь любовью. Она не могла забыть о том, как сияла его улыбка, как взгляд его зеленых глаз теплел, а потом медленно загорался страстью…
Джулианна любила Шарля Мориса, а Шарль любил ее – она была уверена в этом! Она хотела, чтобы он вернулся – отчаянно, страстно желала этого!
Но Шарль Морис не существовал. Ее героический офицер французской армии был ложью. Месяц, который они провели вместе, сначала как больной и его сиделка, а потом – как друзья и любовники, оказался ложью. Тот человек, сидевший сейчас внизу, незнакомый аристократ с холодным взглядом, был англичанином и шпионом!
Подумать только, она провела несколько недель в постели британского агента!
И, несмотря на владевшее Джулианной потрясение, сердце кольнуло острой болью, а потом ее начала накрывать волна ярости.
– Ты хочешь обстоятельно, спокойно поговорить?
Джулианна застыла, услышав его голос. И медленно повернулась.
Этот англичанин – Педжет – стоял на пороге ее спальни, его лицо выражало мрачную решимость, взгляд был глубоким, сосредоточенным.
Джулианна опять стала задыхаться, ее тело сотрясала неистовая дрожь.
– Убирайся!
Он сделал шаг вперед:
– Совсем скоро мы уезжаем в Лондон, и мне хотелось бы поговорить с тобой. – Педжет закрыл за собой дверь и посмотрел на Джулианну.
Гнев ослепил ее. Джулианна бросилась вперед и влепила негодяю звонкую пощечину. Звук яростного удара напомнил свист хлыста, вдруг раздавшийся в маленькой комнате.
Щека Педжета мгновенно покраснела, но он даже не вздрогнул.
– Возможно, я это заслужил.
– «Возможно»? – поперхнулась от возмущения Джулианна.
– Я надеялся, что уеду, сохранив для тебя воспоминания о Шарле Морисе.
Она попыталась снова ударить Педжета, но на сей раз он сумел предотвратить пощечину, крепко сжав ее запястье.
– Я не осуждаю тебя за то, что ты хочешь сделать мне больно, Джулианна, но новые пощечины ничего не решат.
Она вывернула руку, вырываясь из его хватки.
– Ты рассчитывал уехать, оставив меня в полном неведении, так и не сообщив мне правду?
– Да, я хотел поступить именно так. Джулианна, ты поддерживаешь якобинцев, общаешься с парижанами. Я могу выживать до тех пор, пока доверяю своим инстинктам, а моим инстинктивным решением в сложившейся ситуации было подыграть твоему предположению, что я – офицер армии. Разумеется, я боялся, что ты передашь сведения о моей истинной личности моим врагам.