– Гляди, – шепчет она.
Там стоит Гейб с тележкой, полной книг. Я невольно наблюдаю, как двигаются мускулы его плеч, когда он ее толкает.
– Похоже, локоть у него до сих пор болит, – говорит она.
– Да, он больше работает одной рукой.
Лия подпирает щеку ладонью и наблюдает за ним, пока он не скрывается из виду.
– Он тебе очень нравится, – говорю.
– Да, – отвечает она. – Но это глупо. Я просто ему не нравлюсь. Когда тебе кто-то интересен, ты не сидишь с этим человеком тридцать минут не двигаясь и не говоря ни слова. Ты разговариваешь с ним в классе и не игнорируешь буквально повсюду.
Я киваю. В ее словах есть смысл.
– Давай уйдем, – говорит она. – Какая я жалкая, что слежу за ним.
Пока мы собираем вещи, лифт у нас за спиной звенит, и из него – не поверите – выходит Гейб.
Лия секунду его оглядывает, и он ей машет. Она делает полшага в его сторону, но затем легонько трясет головой, поворачивается ко мне и хватает за руку:
– Пошли.
Я молчу, пока мы бегом спускаемся по лестнице и выходим из здания.
– Что это было? – спрашиваю я ее, как только мы выходим.
– Не знаю. Думаю, мне пора перестать мучить себя им.
– Он явно хотел с тобой поговорить.
– А может, говорила бы только я, а он бы снова меня игнорировал. Мне больше не нравится эта игра.
Я хмурюсь в ответ на ее слова, затем тяну за руку в сторону студенческого центра.
– Мне кажется, тебе сейчас нужен замороженный йогурт.
Кейси (друг Гейба)
– У тебя такой вид, будто кто-то убил твою собаку, – говорю Гейбу, когда он выходит из библиотеки после смены. Мы встретились поужинать. Он великодушно предложил мне воспользоваться его рабочей обеденной карточкой.
– Я и чувствую себя так же, – отвечает он, хмурясь, пока мы идем в сторону обеденного зала.
– Хочешь поговорить об этом?
– Лия была в библиотеке с каким-то парнем, – говорит он спустя сотню лет молчания.
– И что?
Он пожимает плечами.
– Ну и вот: она увидела меня, я ей помахал, а она отвернулась.
– Ай! – восклицаю я и тут же об этом жалею. Не хочу скатиться в грусть, как Гейб. – Может, стоит спросить ее в следующий раз, что за парень с ней был?
– Не знаю. Мне показалось, что они близки. Я его не рассмотрел, но он коснулся ее лица и обнял ее.
– Это еще не значит, что они встречаются. Может, они дружат.
– Не знаю, я подумал, что они больше чем друзья.
Он отдает работнице столовой карточку и говорит, что угощает гостя, и она проводит карточкой дважды.
Он почти ничего не говорит, пока мы забираем обед, находим стол и приступаем к еде.
– У меня был очень хороший день, – говорит он, вонзая вилку в пирожок с курицей.
– Что за акт насилия над выпечкой? – спрашиваю. Он морщится, но оставляет мой комментарий без ответа.
– Сегодня я проснулся в хорошем настроении. Чувствовал, что у меня все получится. Жизнь не идеальна и порой даже отвратительна, но ведь бывает и хуже. И я теперь сам зарабатываю. У меня есть друзья, и на парах в этом семестре хорошие баллы. Мне даже нравится моя работа в общаге. То, что я помогаю первокурсникам, полезно и мне самому.
Пока Гейб говорит, меня так и тянет написать Сэму, что Гейб говорит, рассказывает осмысленные вещи. При этом даже не знаю, что ему ответить. Я профан в эмоциях.
– Не хотел вываливать эту информацию на тебя. Кажется, я наконец-то смог увидеть, что между мной и Лией что-то происходит, и тут она приходит в библиотеку и обнимается с каким-то парнем.
– Паршиво. Если бы я мог что-то изменить, точно постарался бы.
– Да, знаю. Я это ценю. Просто постоянно возвращаюсь к мысли, что если с ней что-то случится, то расскажу ей всю жалкую правду о себе.
– Она не жалкая.
Он вздыхает.
– Знаю. Мне кажется, я сам себя жалею, а мне не хочется, чтобы она думала, что я жалок… У меня в голове это действительно кажется трудным. Не представляю, как ей рассказать о том, что случилось.
– Может, стоит начать рассказывать людям? Кому-нибудь другому? О том, что случилось? Возможно, тогда ты перестанешь на это резко реагировать.
Он вопрошающе на меня глядит.
– В этом семестре я взял психопатологию, чтобы знакомиться с девушками.
– Тогда, по всей видимости, стоит послушаться твоего совета.
– Я ведь говорю: восстановление душевного равновесия – тоже эффективная форма терапии.
Он бросает в меня горошину.
Март
Белка!
– Привет, – говорит мальчик. – Ты ведь та самая белка, с которой я говорил на днях? Интересно, помнишь ли ты меня. У белок есть память?
Он бросает мне хлебные крошки от сэндвича. Я много недель не ела желудей, так что крошки мне кажутся очень вкусными. Я пробовала другую еду, но не такую вкусную, как хлебные крошки.
– Я вот подумывал рассказать профессору кое-что о себе. – Он ставит локти на колени, но тут же отдергивает их. – Постоянно забываю о локте. Обычно он только чуть побаливает, но мне пришлось вынуть штифты, поэтому пока что опираться на него не могу.
Пристально гляжу на него.
– Проблема ведь небольшая. Ненавижу себя за то, что раздул ее в голове. Люди часто попадают в аварии.
Пробегаю по скамейке и сажусь рядом с ним.
– Вот только мне кажется, что так много, как я, они не всегда теряют.
Поворачиваю голову, чтобы поглядеть на него, и он кладет на скамейку новые крошки.
– Или теряют гораздо больше, чем я.
Он встает.
– Ладно, пора поговорить с Ингой. Думаю, я готов. – Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня. – Ты действительно очень хорошая слушательница.
Пэм (жена Инги)
Вечером, едва успеваю войти в дом, как Инга немедленно тянет меня в гостиную, усаживает на диван и вручает бокал вина.
– У меня сегодня случился прорыв с Гейбом, – радостно сообщает она.
– Надеюсь, осознаешь, что ты – не его психотерапевт, – говорю.
Она кидает на меня испепеляющий взгляд.
– Просто проверяю.
Взгляд становится пристальнее.
– Я еще не видела, чтобы ты так за кого-либо переживала.
– Они такие милые ребята, – говорит она. Я киваю и делаю глоток вина.