Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни - читать онлайн книгу. Автор: Дэниел К. Деннетт cтр.№ 48

Итак, оказывается, что существуют общие принципы практического мышления (в том числе более современный анализ эффективности затрат), повсеместно распространяющиеся на все формы жизни. Можно спорить о частных случаях, но не об общей применимости принципов. Следует ли объяснять такие характеристики, как зеркальная симметрия у движущихся существ или расположение рта спереди, в основном соображениями исторической случайности или практичности? Единственное, что следует обсуждать и исследовать, это их сравнительный вклад и то, в каком порядке этот вклад был сделан. (Вспомним, что в случае феномена QWERTY изначальный выбор был сделан по вполне веским техническим основаниям – просто обстоятельства, из‐за которых эти основания появились, давно исчезли.)

Конструкторскую работу – подъем груза в Пространстве Замысла – теперь можно описать как работу по поиску удачных решений «возникающих по ходу дела проблем». Некоторые проблемы неизбежны: они встают в любой экосистеме, при любых обстоятельствах и перед всеми видами. Дальнейшие сложности порождаются изначальными «попытками решений», предпринятыми различными видами, перед которыми встали эти проблемы первого порядка. Некоторые из этих дочерних проблем возникают из‐за других видов и организмов (которым тоже приходится как-то выживать), а другие – из‐за найденных конкретным видом решений его собственных проблем. Например, когда некто принимается (возможно, подбросив монетку) искать решения в определенной области, ему приходится решать проблему B вместо проблемы А; проблема B порождает новые проблемы p, q и r вместо следующих из А проблем x, y и z, и т. д. Должны ли мы таким образом персонифицировать вид и воспринимать его как существо, наделенное практическим разумом? ¹⁶⁹ С другой стороны, можно мыслить виды как совершенно лишенные разума и целеполагания сущности, приписав разумность самому процессу естественного отбора (может быть, в шутку представленному в образе Матери-Природы). Помните остроумное замечание Фрэнсиса Крика о том, что эволюция умнее вас? Или можно сознательно отвергнуть все эти яркие образы. Однако логика проведенного нами анализа в любом случае останется прежней.

Вот что лежит в основе нашей интуиции о том, что конструкторская работа является в некотором смысле интеллектуальным трудом. Мы можем обнаружить ее в иначе неподдающемся дешифровке типографическом пространстве изменяющихся геномов лишь если начнем приписывать ей причины. (В своих более ранних работах я охарактеризовал их как «блуждающие обоснования» ¹⁷⁰ – термин, который, по-видимому, вызвал у многих в остальном благожелательных читателей ужас или тошноту. Потерпите; вскоре я изложу свои соображения иначе, в более удобоваримой форме.)

Итак, Пейли был прав, утверждая не только то, что Замысел – чудо, требующее объяснения, но и то, что Замысел подразумевает Разумность. Единственное, что он упустил – и что высказал Дарвин, – это идея, что Разумность можно расчленить на столь малые и неразумные фрагменты, что никаким разумом их уже нельзя будет счесть, и что затем эти фрагменты можно рассеять в пространстве и времени, объединив в гигантскую сеть алгоритмических процессов. Дело должно быть сделано, но решение, что именно делается, по большей части отдано на откуп случаю, ибо случай помогает определить, какие проблемы (и их дочерние и «внучатые» проблемы) будет решать описанный механизм. Обнаружив любую решенную проблему, можно спросить: Кем или чем она решена? Где и когда? Было ли решение выработано «на месте», или в давние времена, или как-то позаимствовано (украдено) с иной ветви Древа? Если оно проявляет характерные особенности, которые могли бы возникнуть лишь в ходе решения дочерних проблем на некой, по-видимому, отдаленной ветви Древа, произрастающего в Пространстве Замысла, то, исключив чудо или случайность слишком маловероятную, чтобы в нее можно было поверить, следует сделать вывод о том, что произошло некое копирование, перенесшее законченный проект на новое место.

В Пространстве Замысла нет одной-единственной вершины, одной-единственной лестницы со ступенями определенной высоты, и мы не можем рассчитывать обнаружить шкалу, которая позволила бы сопоставить количества замысла, аккумулированные на различных ветвях развития. Из-за аберраций и отклонений различных «усвоенных методов», то, что в некотором смысле является одной и той же проблемой, может иметь как сложные, так и простые решения, требующие больших или меньших усилий. Существует известный анекдот о математике и физике (приложившем руку к изобретению компьютера) Джоне фон Неймане, знаменитом своей способностью молниеносно выполнять в уме сложнейшие вычисления. (Как множество знаменитых анекдотов, он известен во многих вариантах, и я выбрал тот, что лучше всего подходит для моих целей.) Однажды коллега подкинул ему задачку, у которой было два возможных решения: одно требовало трудоемких и сложных вычислений, а другое было простым и элегантным. У коллеги была теория: в подобной ситуации математики идут более трудоемким путем, тогда как физики (которые ленивее, но умнее) не торопясь обдумывают проблему и находят быстрое и простое решение. Какое решение найдет фон Нейман? Такие задачки всем известны: Два поезда, находящиеся на расстоянии 100 миль друг от друга, движутся навстречу друг другу по одному пути. Скорость одного – 30, а другого – 20 миль в час. Птица, летящая со скоростью 120 миль в час, летит от поезда A к поезду B (начав движение в тот момент, когда между ними еще 100 миль), затем разворачивается и летит обратно к приближающемуся поезду А и так далее, пока поезда не столкнутся. Какой путь проделает птица к моменту столкновения? «Двести сорок миль», – практически тут же ответил фон Нейман. «Черт подери, – ответил его коллега. – Я думал, ты пойдешь сложным путем». «Ой! – хлопнул себя по лбу фон Нейман. – Есть же простой путь!» (Намекну: сколько времени пройдет от начала движения до столкновения поездов?)

Появление глаз часто приводят в пример многократного решения одной проблемы, но глаза, выглядящие (и видящие) у разных видов практически одинаково, могут быть результатом разных «конструкторских проектов», из‐за сложностей, с которыми пришлось справляться в ходе их воплощения, потребовавших разного количества работы. А организмы, полностью лишенные глаз, с точки зрения Замысла не лучше и не хуже прочих; их виду просто не довелось столкнуться с необходимостью решать эту проблему. Именно из‐за такой переменчивости удачи в истории различных видов невозможно найти ту единственную архимедову точку опоры, которая позволила бы измерить глобальный прогресс. Прогресс ли это, если вам приходится лишний час работать, чтобы расплатиться с высококвалифицированным механиком, которого вы наняли для починки сломанной машины, которая слишком сложна, чтобы вы самостоятельно справились с ремонтом – как справлялись с ремонтом своего старого рыдвана? Кто ответит на этот вопрос? Некоторые виды попадают в западню такого пути в Пространстве Замысла, на котором в гонке вооружений меж конкурирующими проектами сложность порождает сложность (или по счастливой случайности ухитряются его найти – решайте сами). Другим может посчастливиться (или не посчастливиться – решайте сами) с самого начала набрести на сравнительно простое решение поставленных перед ними жизнью проблем, и, разобравшись с ними миллиард лет назад, они с тех пор не особенно заняты проектно-конструкторскими работами. Будучи сложными созданиями, мы, люди, склонны высоко ценить сложность, но это вполне может быть просто эстетическим предпочтением, характерным для таких видов, как наш; может быть, другие виды вполне довольны своей простотой.