Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни - читать онлайн книгу. Автор: Дэниел К. Деннетт cтр.№ 185

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни | Автор книги - Дэниел К. Деннетт

Cтраница 185
читать онлайн книги бесплатно

Голые землекопы – удивительно уродливые и странные создания, мысленный эксперимент Матери-Природы, способный посрамить любые фантазии философов. Они – подлинно эусоциальные животные. Королева колонии голых землекопов – единственная фертильная самка, которая держит всех остальных животных колонии под контролем с помощью феромонов, подавляющих созревание репродуктивных органов других самок. Голые землекопы регулярно едят собственные экскременты, а когда раздувшаяся до гротескных размеров беременная королева не может дотянуться до собственного ануса, она выпрашивает фекалии у своей свиты. (Вам достаточно? Но об этих животных можно рассказать гораздо, гораздо больше: настоятельно рекомендую разузнать о них тем, чье любопытство превосходит брезгливость.) Из изучения голых землекопов и других животных при помощи дарвиновских методов обратного конструирования – иными словами, адаптационизма – мы узнали очень многое и, без сомнения, узнаем еще больше. Важная работа Э. О. Уилсона об общественных насекомых по заслугам снискала всемирную славу 868, и есть буквально сотни других прекрасных социобиологов, занимающихся изучением животных 869. К несчастью, все они работают, находясь под подозрением, спровоцированным алчными (и, по словам Китчера, весьма громогласными) заявлениями немногих социобиологов, занимающихся изучением поведения людей, которые затем воспроизводились в ходе усиливавшихся атак со стороны их оппонентов. Это и в самом деле злосчастный результат, ибо, как в любой иной полноправной области науки, некоторые из их работ великолепны, некоторые хороши, некоторые хороши, но ошибочны, а некоторые плохи – но ни одна не является злонамеренной. То, что серьезных исследователей систем размножения, токования, территориального поведения и тому подобных явлений в жизни животных мажут той же краской, что и тех, кто самым вопиющим образом злоупотреблял социобиологией человека, – одновременно и несправедливый приговор, и серьезное искажение образа науки.

Но ни та, ни другая «сторона» не выполнила своих обязанностей. К несчастью, из‐за менталитета осадного положения лучшие из социобиологов с известной неохотой критикуют халтурные труды некоторых своих коллег. Хотя часто можно видеть, что Мейнард Смит, Вильямс, Гамильтон и Докинз в печати решительно исправляют различные невинные ошибки в рассуждениях и указывают на осложнения (короче говоря, вносят исправления, что является естественной темой обсуждений в любой науке), они, по большей части, уклоняются от решения крайне неприятной задачи – необходимости указать на более серьезные огрехи в сочинениях тех, кто с энтузиазмом злоупотребляет прекрасными плодами их трудов. Однако Дональд Саймонс 870 представляет собой живительное исключение из правила, а есть и другие. Я укажу лишь на один из основных источников плохого мышления, широко распространенного в социобиологии человека, о котором сами социобиологи редко говорят с должной аккуратностью – возможно, потому что Стивен Джей Гулд в своей критике попал в точку, а им до смерти не хочется признаваться, что он в чем-то прав. Однако здесь он не ошибается, как и Филип Китчер 871, гораздо более дотошный в своей критике. Вот версия Гулда, которую не очень легко понять. (Поначалу я не видел, как можно принять ее доброжелательно, и мне пришлось просить Рональда Амундсена, великолепного философа биологии, объяснить мне, что Гулд имел в виду. Амундсен преуспел.)

Стандартные основания дарвиновских Сказок просто так к людям неприменимы. Эти основания подразумевают: если адаптивный, то генетический, – ибо выводы об адаптации обычно являются единственным основанием генетической истории, а дарвинизм – теория генетического изменения и вариаций в популяции 872.

Что это значит? Гулд не говорит (как могло бы на первый взгляд показаться), будто адаптационистские выводы к людям неприменимы. Он говорит, что, поскольку в случае человека (и только человека) всегда существует другой возможный источник рассматриваемой адаптации – а именно культура, – нельзя так просто делать вывод, что изучаемая черта появилась в результате генетической эволюции. Даже в случае животных рискованно исходя из адаптации делать выводы о генетической основе, когда рассматриваемая адаптация является не анатомическим признаком, а паттерном поведения, очевидно, представляющим собой Удачное решение. Ибо в этом случае есть и другое возможное объяснение: общая неглупость вида. Как мы так часто наблюдали, чем очевиднее ход, тем менее надежен вывод, будто он должен был быть скопирован у предшественников – точнее говоря, получен с генами.

Много лет назад я играл в свою первую компьютерную «видеоигру» в Лаборатории искусственного интеллекта Массачусетского технологического института: она называлась «Война в лабиринте», и играть в нее могли сразу несколько человек одновременно – каждый за отдельным терминалом, связанным с центральным компьютером, работающим в режиме разделения времени. На экране появлялось изображение лабиринта в прямой линейной перспективе: в этом лабиринте находился зритель. Впереди были видны коридоры, уводящие вправо и влево, а с помощью клавиш клавиатуры можно было двигаться вперед и назад, либо поворачиваться в стороны под прямым углом. Другая клавиша играла роль ружейного спускового крючка: ружье стреляло по прямой. Все другие игроки бродили по тому же виртуальному лабиринту в поисках мишени и надежде мишенью не стать. Если у вас на пути оказывался один из игроков, он выглядел как простая мультяшная фигурка, которую вы надеялись пристрелить прежде, чем она обернется, увидит вас и сама выстрелит. После нескольких минут лихорадочной игры, за которые мне несколько раз «выстрелили» в спину, нарастающая паранойя показалась мне столь неприятной, что я принялся искать способ с нею справиться: в лабиринте я обнаружил тупик, куда забрался и где просто сравнительно спокойно сидел, не спуская пальца со спускового крючка. Затем я осознал, что воспроизвел стратегию мурены, в своей хорошо защищенной норе терпеливо ждущей, пока мимо проплывет что-нибудь стоящее нападения.

А теперь задумаемся: дает ли мое поведение в этой ситуации какие-то основания для того, чтобы предположить, будто Homo sapiens генетически предрасположен к поведению, характерному для мурены? Разве испытываемый мною в описанной ситуации стресс реанимировал некую древнюю стратегию, дремавшую в моих генах с тех времен, когда мои предки еще были рыбами? Разумеется, нет. Эта стратегия попросту слишком очевидна. Она казалась вынужденным ходом, но была как минимум Удачным решением. Мы не удивились бы, обнаружив, что марсиане в марсианских пещерах занимают оборонительную позицию, становясь спиной к стене, и не подумали бы на этом основании, будто вероятность обнаружить среди предков марсиан мурен окажется выше нуля. Конечно, я – отдаленный родич мурен, но тот факт, что в данной окружающей среде я открыл эту стратегию, несомненно, объясняется лишь ее очевидной успешностью (если учесть мои потребности и желания, а также осознание ограниченности на тот момент собственных способностей). Перед нами иллюстрация фундаментальной сложности (не непреодолимой, но гораздо более серьезной, чем принято признавать), мешающей делать выводы в области социобиологии человека: если мы показываем, что конкретный тип человеческого поведения повсеместно или практически повсеместно присутствует в весьма далеких друг от друга человеческих культурах, то это вовсе не равно доказательству наличия генетической предрасположенности к подобному поведению. Насколько я знаю, во всех известных антропологам культурах охотники бросают копья заостренным концом вперед, но из этого, очевидно, не следует, что есть «остроконечный» ген, на практике зафиксированный у нашего вида.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию