Они шли сквозь толпу втроём, рассекая её, как мыс лодки — разноцветную воду. Окутанные незримым маревом чужих взглядов, окунаясь в созвучие смеха и шепотков, мирных разговоров и красноречивого молчания. Их встречали монархи и разбойники, ведьмы и рыцари, мантии и платья, лохмотья и королевские одежды — и маски, маски, маски…
Здесь все казались равными. Все казались людьми. Эйрдали и оборотни, века назад селившиеся в деревнях, чтобы под маской доброго соседа убивать женщин, детей и стариков. Кто-то из них не хочет убивать; кто-то лишь делает то, что им скажут, лишь бы живы были близкие. Кто-то — хочет.
И все хотят вернуться. Ибо всем им надоело прятаться.
Они хотят сорвать свои маски и править. Они хотят, чтобы люди сами отдавали им своих женщин, детей и стариков, перестав понимать, что это неправильно. Глупцы, обманутые ещё более жестоко, чем пришедшие сюда против воли…
Таша подобрала шлейф, накинув на руку пришитую к нему петельку, посмотрела в потолок, где правили бал отражения нечисти — и когда музыка стихла, готовая завести следующий танец, вложила пальцы в ладони Алексаса: чтобы вместе с ним пройти к центру, где кружились пары.
Да будет бал.
* * *
— И кто же всё-таки сообщил вам, где искать вашу возлюбленную дочурку?
Не обратив ни малейшего внимания на то, что сарказм в голосе Иллюзиониста значительно превышает норму, Арон поправил одеяло мирно спящей Лив:
— Доверенный источник.
Мечник лишь усмехнулся неодобрительно, прихлебнув из глиняной кружки.
Разговаривали тихо, чтобы не разбудить Лив. Мечник присел в кресле с кружкой парки, Заклинатель занял позицию за столом, живой компании снова предпочтя доску для аустэйна. Иллюзионист со Странником, материализовав колоду карт, играли в «болванчика» — вынуждая Вермиллиона Морли попутно упражняться в ментальном блоке. Арон ходил по комнате; ничто в нём не выдало бы напряжения, но это напряжение, сгущаясь, почти ощутимо искрилось в воздухе.
Мастера и амадэй вернулись на постоялый двор не так давно, скоротав почти всю ночь за обратной дорогой. Даже успели недолго вздремнуть.
Но по-настоящему расслабиться во время передышки, которую им предоставили до вечера, не мог никто.
— Близится финал, — высказался Мечник в пространство.
Арон молчал, размеренно вышагивая из одного угла комнаты в другой; когда амадэй поворачивался, концы шёлкового пояса подлетали ласточкиными крыльями.
— Как настроение?
Фортэнья шелестела при ходьбе. Шорох шёлка напоминал шуршание листьев: так по осени они, медленно умирая, кружат в своём первом и последнем воздушном вальсе.
— Рад, если хорошее, — не дождавшись ответа, невозмутимо произнёс Мечник. — А то мало ли… есть небольшая вероятность, что для кого-то из нас сегодняшний день станет последним днём.
Его товарищи не проявили ни малейшего признака того, что услышали это.
Арон посмотрел на волшебника. Спокойно, будто изучающе — хотя, казалось бы, что там ещё изучать? Всё, что хотел, амадэй мог увидеть в первую же минуту знакомства.
— Утешу вас только тем, — сказал Арон наконец, — что сегодня я тоже могу умереть. Бессмертие бессмертием, но от меча Зельды оно меня не спасёт.
— Или от меча вашего брата.
— Вряд ли. — Поразмыслив, Арон опустился в кресло напротив. — Во всяком случае, не сегодня.
— А когда?
— Когда он наиграется. И получит то, чего хочет.
— И чего же он хочет?
— Я догадываюсь. Но даже я не смогу сказать точно, пока он не объявит, что получил своё.
— Забавно, но иногда мне кажется, что вы им восхищаетесь.
— Нет. Не восхищаюсь. Уже нет. — Соединив кончики пальцев, амадэй взглянул на свои ладони. — Но я до сих пор чувствую вину перед ним. И… я помню, что он любил меня. А я любил его.
Мечник, криво усмехнувшись, поднёс кружку к губам:
— Пока не появилась женщина…
Пока он пил, Арон смотрел на него — во взгляде читался невысказанный вопрос.
— Да вы же сами всё знаете, чего спрашивать-то? — Мечник, морщась, прикрыл глаза. — Была одна… Я тогда уже магистром был. Требовала, требовала и ничего не отдавала. Вернее, отдавала, но другому. Я понял потом, правда. Но всё равно слишком поздно. — Допив последний глоток забористой цверговой бурды, Мастер с размаху опустил пустую кружку на тумбочку. — Я и в Школу вернулся с горя, можно сказать. И правильно сделал. Заботы другие стали, дети… радость. — Он помолчал. — Забавно, её давно уже на свете нет… она ведь смертная была, обычный человечек… а здесь всё равно живёт. — Мечник опустил взгляд, будто разглядывая нагрудный карман рубашки. — И даже теперь боль причиняет… даже оттуда, куда теперь ушла.
Амадэй ничего не говорил. Только слушал.
— Мастера от всего отрекаются, когда посвящение проходят. От дома, имени, семьи… Остаётся только Школа. Школа становится твоим домом, Шестеро становятся твоими братьями, школьники становятся твоими детьми. А я вот так и не отрёкся. — Коротко рассмеявшись, Мечник откинулся на спинку кресла. — Не лучший из меня Мастер, видать.
— Я бы с этим поспорил, — мягко произнёс амадэй. — А почему вы встали на сторону Шейлиреара?
Озадаченный неожиданным вопросом, Мечник поднял глаза.
— С чего вдруг спрашиваете?
— Всегда интересовало.
Мастер покосился на Заклинателя, задумчиво вертевшего в руке фигурку чёрного рыцаря. Потом на молодых Мастеров, увлечённо созерцавших веера собственных карт.
Их глубочайшая заинтересованность собственными занятиями вовсе не являлась гарантом того, что они ничего не слышат. Скорее наоборот.
— Вы знали Ралендона Девятого, последнего из Бьорков? — спросил Мечник наконец.
— Лично знаком не был, — уклончиво ответил Арон.
— А я был. Все Шестеро были. И если бы не Шейлиреар, дёргавший за ниточки из-за спинки трона, королевство давно пришло бы в состояние полного упадка — потому что королю было плевать на управление страной. А когда место Первого Советника занял сумасшедший кровожадный ублюдок и нашептал королю отправить Шейлиреара в отставку, потому что, мол, народ ему симпатизирует… а потом начал раздавать приказы от имени короны… — Мечник скривился. — Мы были на этой кухне. Шестеро всегда знают, что творится во дворце. Это их обязанность: служить монарху.
— Служить монарху, чтобы убить его?
— К его убийству мы не имеем ни малейшего отношения, — безмятежно заметил Иллюзионист, эффектным жестом выбросив на покрывало трёх королей. — Даже заперли Школу на ночь, чтобы ни один ученик в этом безумии не участвовал.
— Но знали, что оно состоится. И пальцем не пошевелили, чтобы предотвратить убийство своего господина.