Мистер Левинджер поклонился в ответ и последовал за миссис Бёрд в маленькую гостиную наверху, где она предложила ему присесть. Сквозь двойные двери, ведущие в спальню, до мистера Левинджера доносилось перешептывание, а время от времени – сильный звонкий голос:
– Не состригайте их… Зачем вы состригли мои волосы?.. Он так восхищался ими… Он не узнает меня без волос…
– Она бредит, бедняжка! – вздохнула миссис Бёрд. – Часами повторяет одно и то же.
Мистер Левинджер побледнел. Он был чувствительным человеком, и этот звенящий отчаянный голос больной девушки причинял ему боль – тем более что он понимал смысл ее слов.
– Возможно, вы могли бы прояснить некоторые детали, миссис Бёрд? – сказал он, придвигая свой стул к окну. – Для начала расскажите, как Джоанна Хейст стала вашей квартиранткой.
Миссис Бёрд рассказала ему всю историю, начиная с того самого момента, когда она увидела Джоанну сидящей на сундуке возле дверей дома напротив – и до сегодняшнего дня, впрочем, с некоторыми купюрами. Мистер Левинджер слушал очень внимательно. Когда она закончила, он кивнул.
– Я совершил большую ошибку, позволив ей уехать в Лондон таким образом. Я постоянно упрекаю себя в этом, но девушка была упряма – и у нее были причины. Большое счастье, что она нашла здесь такого друга, как вы.
– Да, сэр! – строго ответствовала миссис Бёрд. – Вы действительно совершили ошибку. Лондон – не то место, где можно бросить на произвол судьбы молодую женщину, подобную Джоанне, и ждать, утонет она или выплывет – даже если она причинила вам какие-то неприятности. Теперь, если с ней что-то случится, это останется на вашей совести!
Миссис Бёрд склонила голову набок и сурово уставилась на мистера Левинджера сквозь очки. Мистер Левинджер чуть поморщился, явно не зная, что ответить. В этот момент двери в соседнюю комнату открылись, вышел доктор – и тогда мистер Левинджер увидел картину, которую ему не суждено было забыть. Джоанна лежала на узкой железной кровати, а на стуле рядом с ней, сверкая и переливаясь в свете лампы, лежала масса ее остриженных волос. Лицо девушки сильно разрумянилось, большие глаза сияли нездоровым блеском. Одна тонкая исхудавшая рука бессильно свешивалась до самого пола, а второй она слабо водила по своей голове, снова и снова повторяя:
– Где мои волосы?.. Что вы сделали с моими волосами?.. Он же не узнает меня… будет считать меня уродливой… Пожалуйста, верните мои волосы!..
Сиделка поспешно прикрыла двери – и мистер Левинджер был этому рад. Доктор сухо поклонился, но затем, рассмотрев мистера Левинджера, произнес уже мягче:
– Прошу прощения! Полагаю, ваш интерес к пациентке – это интерес родителя?
– Не вполне так, сэр, но я считаю себя кем-то вроде родителя или опекуна. Можете ли вы дать мне какую-то информацию – или, быть может, лучше сказать… надежду?
– Надежду? О да, сколько угодно! – отвечал доктор преувеличенно бодро (он был весьма способным врачом средних лет и обладал добрым, хотя и грубоватым нравом, дело свое любил – но говоря с родными, частенько принижал и себя, и свою профессию). – Я всегда надеюсь на лучшее, пока не увижу своего пациента в гробу! Но сейчас не тот случай, нет. Я почти уверен, что она справится – мне кажется, что она справится. Но раз уж – насколько я понимаю – лишние расходы больше не являются предметом обсуждения, то завтра я собираюсь выслушать мнение другого врача. Мне, видите ли, недавно исполнилось сорок – стало быть, опыт мой ограничен. – Тут доктор улыбнулся. – У меня, разумеется, есть свое мнение, но, возможно, оно нуждается в корректировке. Во всяком случае, без консилиума мне не хотелось бы брать на себя ответственность за довольно радикальное лечение, которое я собираюсь предложить. Видите ли, я не могу понять, почему она себя так ведет – разве что могу предположить, что она пережила сильнейший психический шок – но я намерен излечить и ее тело, и ее душу. Впрочем, бесполезно утомлять мирян этими вопросами. Скажу вам так, сэр: я глубоко заинтересован в этом деле и сделаю все возможное, чтобы вытащить нашу девицу. Я бы предпочел, чтобы она была в больнице, но, в общем и целом, здесь тоже неплохо, тем более, что я нашел для нее самую лучшую из виденных мной сиделок. Спокойной ночи, сэр.
– Спокойной ночи, доктор! В любом случае – примите мою искреннюю благодарность заранее и помните, что денег можно не жалеть.
– О, не волнуйтесь, сэр, я и не собираюсь. Я потрачу на нее хоть тысячу – если потребуется. Благодарность же приберегите на будущее – полагаю, недельки через три она пригодится… а может быть, это будет лишь счет за услуги. Мне пора. Доброй ночи! Миссис Бёрд, возможно придется послать за тем, что скажет сиделка.
С этими словами доктор откланялся. Мистер Левинджер обернулся к миссис Бёрд:
– Он показался мне способным человеком. Мне он понравился. Миссис Бёрд, вам понадобятся наличные. Я привез двадцать фунтов – полагаю, этого хватит, чтобы не тратить деньги Джоанны. – Он положил деньги на стол. – Кстати, миссис Бёрд, не будете ли вы столь любезны каждый день отправлять мне письмо или телеграмму о состоянии нашей пациентки? Вот мой адрес. Кроме того, ведите учет всех израсходованных сумм и впишите в них свое еженедельное пособие в один фунт – чтобы компенсировать вам все неприятности и беспокойство, связанные с болезнью Джоанны.
– Спасибо вам, сэр! – отвечала миссис Бёрд, приседая. – Это очень любезно с вашей стороны, хотя, по правде сказать, я так люблю Джоанну, что ни фартинга бы с вас не взяла – если бы могла себе это позволить. Но на мне ведь еще двое глухонемых, за ними тоже нужно присматривать – и бесполезно притворяться, что, разрываясь между ними, я смогу шить столько, сколько должна – так что денежки ваши лишними не будут, гордость свою я вместе с ними в карман спрячу. И конечно же, буду вас каждый день обо всем извещать.
– Двое глухонемых?
– Да, сэр! – и миссис Бёрд рассказала мистеру Левинджеру о своем муже и Салли.
– Миссис Бёрд! – сказал мистер Левинджер, с восхищением глядя на маленькую женщину. – Мне кажется, вы несете на себе бремя куда большее, чем вам положено, и я могу только восхищаться тем, с каким достоинством вы это делаете.
– Ничего, сэр! – весело отвечала миссис Бёрд. – Если Господу будет угодно дать мне здоровья – так я и с королевой Англии не поменялась бы во всей ее славе и богатстве.
– Восхищен вами еще больше! – с поклоном сказал мистер Левинджер. – Хотел бы я с таким же чистым сердцем предстать перед вечным судом.
Про себя же он подумал: «Бедная Джоанна! Немудрено, что она была так несчастна в этом ужасном маленьком домишке в компании глухонемых. Что ж, сейчас я сделал для нее все, что мог – но начать надо было раньше! О! Если бы я мог заново прожить последние двадцать пять лет – все могло бы быть совсем иначе…»
Миссис Бёрд была в восторге от мистера Левинджера. Никогда раньше – объяснила она жестами Джиму – ей не приходилось встречать такого очаровательного, красивого, умного и галантного пожилого джентльмена.