Вдоволь наболтавшись и оставив у нее очередную листовку, я направилась на другую сторону улицы, в отделение почты. Венди воодушевила меня, и я улыбалась, думая о том, что, возможно, только что нашла в Уигтауне своего первого настоящего друга, если не считать Дейрдре.
На почте выстроилась длинная очередь, но, как только я появилась в дверном проеме, все взгляды тотчас же обратились ко мне. Прощай, моя иллюзорная анонимность.
Если лавка Макерела была сердцем этого городка, то почта – его глазами и ушами. Здесь информация передавалась не только через письма и посылки, но и в оживленных разговорах. Именно здесь происходил основной обмен информацией. Я тихонько похихикала, подумав, что даже отдел НАСА по управлению знаниями позавидовал бы той скорости, с которой данные в совершенно нетронутом виде передавались здесь всем жителям города.
Отстояв очередь, я наконец-то протянула свою листовку грустной девочке-подростку, сидящей за стойкой.
– У нас нет места, – сказала она, возвращая ее мне.
– Что ж, если не возражаете, не могли бы вы подержать ее у себя на случай, если появится возможность ее повесить? – вежливо поинтересовалась я, снова протягивая ей листок.
– Йога? А что это такое? – спросила она так, будто слово «йога» было ругательным.
Внезапно из глубины комнаты послышался чей-то голос:
– Йога? Это, наверное, Джессика. – Из отдела посылок и бандеролей мне помахала дружелюбного вида женщина по имени Дорис.
– Привет, Дорис. Да, это я. – Я подошла к ней и уже собралась было ее обнять, но нас разделяла стеклянная перегородка, поэтому я просто неуклюже ей помахала.
– Я так счастлива тебя видеть, дорогая. Я понятия не имела, что ты собираешься к нам вернуться.
– Как и я – до недавнего времени.
– Юан ничего не говорил – любит он секреты. Надеюсь, он позаботился о том, чтобы ты чувствовала себя как дома? – Прежде чем я успела ответить, она подмигнула мне: – Я обмолвлюсь с ним парой слов.
Внезапно мне вспомнились слова Хиллари Клинтон о том, что «нужна целая деревня»
[39].
Я шагала обратно в Книжный, раздосадованная тем, как много листовок у меня осталось. Был вторник, и я сомневалась, что за неделю мне удастся завербовать достаточно единомышленников, чтобы окупить аренду помещения. Я переступила порог магазина и увидела внутри Дейрдре с широкой улыбкой на лице. Все мои страхи о том, что подумают люди, когда я вернусь, мгновенно испарились, когда я ощутила ту теплоту, с которой она меня встретила.
– Я так рада тебя видеть, дорогая! – засияла она. – Ох уж этот несносный Юан – и словом не обмолвился, что ты собираешься обратно к нам.
– Мама, – запротестовал сидящий за прилавком Юан.
– Только посмотри на себя, бегаешь вовсю! – Дейрдре взяла в руки одну из моих листовок и захихикала. – Занятия йогой начинаются осенью.
– Что-то не так? – Я перевела взгляд с Дейрдре на Юана.
– Здесь мы называем ее по-другому, дорогая. Все подумают, что ты упала и ушиблась
[40].
Я застонала:
– Юан, почему ты ничего мне не сказал? Я все переделаю.
– Не вздумай ничего менять. – Дейрдре обняла меня за талию. – Ты американка, и это совершенно чудесно. Я от этого в полном восторге.
30
Две птицы прекраснокрылые, неразлучные спутники, облюбовали одно общее древо; и одна из двух лакомится сладким плодом этого древа, другая же не притрагивается к нему, а лишь наблюдает за своим напарником
[41].
Шри Ауробиндо. Упанишады. Кена и другие
Отдел религиозной литературы, Садовый домик, вход со двора
Теперь, когда нас было только двое, красивый старый дом, что уютно разместился над Книжным магазином, казался гораздо больше.
Прошла ровно неделя со дня моего приезда в Уигтаун. Все это время мы провели наедине друг с другом, никуда не выходя и избегая компании других людей. Моя новая жизнь была совсем непохожа на насыщенные лос-анджелесские будни с их бесконечными автомобильными пробками, забегаловками быстрого питания и встречами с друзьями. Теперь я с удовольствием делила с Юаном часы уединения – долгие беззаботные дни, домашнюю еду и безмятежный сон в ночной тишине спальни над магазином.
Не прошло и недели, как однообразие здешней жизни стало очевидным. Каждое утро я просыпалась в объятиях Юана и некоторое время с удовольствием нежилась рядом с ним под теплым одеялом, прежде чем вылезти из постели навстречу дневной прохладе. Он сонно улыбался, а потом при первом же звонке будильника вскакивал, натягивал одежду и куда-то пропадал. Я всей душой ненавидела этот будильник.
Утренние часы я посвящала писательству, разбиралась с обязанностями консультанта и, если чувствовала особый прилив энтузиазма, шла на пробежку или прогулку, чтобы досыта надышаться холодным зимним воздухом и полюбоваться на заснеженные горные вершины, зеленовато-коричневые поля и серебристое море.
Днем к Юану приходил его помощник, и иногда, если в магазине было не слишком много посетителей, мы уходили из дома в поисках приключений. Прошу заметить, что «приключения» – понятие весьма относительное, ведь мне, куда бы мы ни направлялись, все в этом незнакомом мире казалось особенным – от похода за продуктами до поездки на свалку, чтобы выбросить ненужную мебель. Это напоминало мне детство, когда любые вылазки из дома – не важно, куда и зачем – сулили массу новых и волнующих впечатлений.
В первое воскресенье после моего приезда, имея в распоряжении целый день, который можно было провести вдвоем, мы отправились смотреть на водопад, путь к которому лежал через лес. Вокруг было очень красиво. Водопад оказался не слишком высоким, но потоки воды, накопившейся за вчерашнюю дождливую ночь, обрушивались вниз с оглушительным шумом. Мы бегали наперегонки по тропе (Юан победил – причем, как мне показалось, с большим перевесом), а после – пили воду из ручья. От всего этого захватывало дух: в горле пересыхало, сердце колотилось в груди, и я жадно глотала кристально чистую воду из горного источника. Подобной роскоши в Лос-Анджелесе вовек не сыщешь. Именно так я и представляла себе счастье.
Когда солнце стало клониться к западу, мы отправились на пляж, где находилось старое кладбище и церковь на скалах. Храм обветшал от старости, а на могильных камнях виднелись изображения черепов, крыльев и песочных часов. В оранжевых лучах предзакатного солнца мы с Юаном спустились по тропе, ведущей на пляж, и пошли по мягкому песку прибрежной полосы. Был час отлива, вокруг – ни души. Мне не верилось, что мы могли в полном одиночестве насладиться чудесными видами этого места. С одной стороны на нас смотрели крутые отвесные скалы, с другой – песчаные дюны. Мне казалось, будто мы уединились на собственном острове. Закат окрасил безмятежный океан в контрастные тона – мягкие оттенки голубого и рыжевато-персикового. Юан указал куда-то вдаль, где на горизонте загадочной тенью вырисовывался остров Мэн. Оказавшись здесь, даже самый безнадежный романтик остался бы доволен.