Чужая дорога - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Иконникова cтр.№ 52

– Артем, привет!

Он силится улыбнуться. Он так редко это делает, что я почти рада.

– Как ты себя чувствуешь? Голова болит?

Он кивает, делает несколько шагов и снова возвращается ко кровати.

– Ты полежи еще, ладно? Сейчас Элла Егоровна придет, температурку тебе смеряет, витаминку даст. А завтрак я тебе прямо сюда принесу, хочешь?

Он снова кивает.

Я укладываю его в постель, укрываю одеялом.

– Только ты не вставай, ладно?

В коридоре почти сталкиваюсь со Шваброй. По выражению ее лица понимаю – Ставрова уже нажаловалась (и когда только успела?)

– Варвара Кирилловна, разве у вас есть медицинское образование? – темные глаза ее за стеклами очков осуждающе поблескивают. – Я так и думала! Позвольте дать вам совет – каждый должен заниматься своим делом. Воспитатель – воспитывать, а фельдшер – лечить. Вы со мной не согласны? Нет, конечно, мы должны прислушиваться к жалобам детей и реагировать на них. Но я совершенно не понимаю, как можно навязывать опытному квалифицированному специалисту свое дилетантское мнение? И Элла Егоровна права – мальчика можно показать врачам районной больницы.

Не знаю, чего она ждет от меня – извинений или благодарности за совет. Скорее всего, ни того, ни другого. Но я все-таки стараюсь быть вежливой.

– Спасибо, Наталья Павловна. Я вас поняла. Но позвольте мне остаться при своем мнении. Хотя если направить ребенка в областную больницу напрямую местный фельдшер не может – хорошо, пусть направит его в районную больницу.

– Элла Егоровна считает, что сначала нужно понаблюдать за ним у нас в детском доме – может быть, паника преждевременна.

Я опять сжимаю кулаки (наверно, не помешает выучить несколько ударов!)

– Наталья Павловна! Если Ставрова не собирается направлять его в Вельск, то я считаю необходимым обсудить этот вопрос со Светланой Антоновной.

Швабра сразу взвивается, и становится еще более высокой (на цыпочки она, что ли, встает?)

– Варвара Кирилловна, у директора детского дома полным-полно других дел. Если Элла Егоровна сочтет необходимым обсудить этот вопрос со Светланой Павловной, она сделает это сама.

Я пожимаю плечами и направляюсь в сторону директорского кабинета.

– Варвара Кирилловна, вы меня не слышите?

Я останавливаюсь.

– Слышу. А можно мне тоже вас спросить: готовы вы взять на себя ответственность за оставление ребенка в опасности? Так это, кажется, называется на языке Уголовного кодекса?

Она заметно теряет свой пыл.

– Ну, что же – как знаете.

В кабинет Туранской мы заходим вместе. Говорю я одна. Дубровина сидит на дальнем стуле. Я не вижу ее лица, но чувствую неодобрение по ее тяжелым вздохам.

Светлана Антоновна неожиданно (хотя почему неожиданно?) поддерживает меня, а не Ставрову. Вызванная в кабинет Элла Егоровна даже не пытается спорить и покорно соглашается сопроводить Артемку в Вельск.

Ставрова и Артем (она – до крайности недовольная, он – со слезами на глазах) уезжают в Вельск, а к обеду снова пропадает Павлик Тимощук. На сей раз его исчезновение не становится для меня таким уж шоком. Надеюсь, он там же, где и обычно, – у бабушки. Я нервничаю чуть меньше, но все-таки нервничаю. И злюсь, конечно. Надо было еще прошлый раз объяснить его родственнице, что шестилетний ребенок не может разгуливать по деревне один. Вернее, если ребенок домашний, и родители считают это нормальным – то, пожалуйста. Но в детском доме правила – одни для всех.

Я знаю, что живет его бабуся на другом конце деревни – ближе к железнодорожной станции. Зовут ее Елизавета Никитична, она – пенсионерка. Это я еще тогда узнала, после первой отлучки Тимощука. Но дойти до желтого домика в три окошка (по Зоиному описанию) поленилась. Хотя Павлику внушение сделала, он даже заплакал. Но уже, наверно, забыл – раз снова пошел.

Ладно, Павлик – он ребенок, что с него спрашивать. Но бабушка-то его, взрослый человек, должна бы понимать. И вообще не ясно – почему при наличии бабушки ребенок живет в детском доме? Мать – алкоголичка, ладно. А бабка?

Словом, всю дорогу до желтого домика я накручиваю сама себя. А что? Имею право. Я за этих ребят отвечаю.

Вчера потеплело, снег подтаял, и дороги расквасились до такой степени, что перед кооперативным магазином вязнет даже проверенная «Нива» местного руководителя.

Тротуаров в деревне, понятное дело, нет – не то, что асфальтированных, но даже и деревянных. Летом вдоль дороги в траве протаптывают тропиночку, а зимой ходят прямо по проезжей части. И это – еще один довод в пользу того, что Павлик не должен гулять по деревне один.

Или вот – открытый колодец. Долго ли ребенку туда нырнуть? Заглянет из любопытства, кувырнется, и не заметит никто.

Я едва не прохожу мимо желтого домика. Да его и желтым-то трудно назвать – краска выцвела, облупилась.

Осторожно открываю калитку – нет ли собаки в огороде? Ступаю на ровненькие, очищенные от снега мосточки. Крыльцо тоже давно не крашено. Стучусь в крохотное покосившееся оконце.

– Да, да, заходьте!

Прохожу через веранду, через сени. В темноте с трудом нащупываю ручку обитой одеялом двери. Лицо опахивает теплом. В нос ударяет запах съестного (щей с кислой капустой?) и сохнущего белья.

Павлик сидит за столом у окна с большой глиняной кружкой в руках. Напротив него – старушка – загорелая и сморщенная, как сушеное яблоко.

Павлик с грохотом ставит кружку на стол – аж молоко расплескивается. Брызжет от радости слюной.

– Вавала Кииловна!

– Варвара, значит? – старушка тоже улыбается беззубым ртом. – Вот и ладно, садись исть с нами.

Я настроена на серьезный, отнюдь не дружеский разговор, но она уже достает из серванта чашку с блюдцем, тарелку.

– Не побрезгуйте.

И Павлик призывно машет рукой. Вздыхаю, сажусь на покрытую вязаным тряпичным ковриком табуретку. Бабуся суетится, выставляет на стол крынку с супом и большую тарелку с пирогами. С верхней полки достается ваза с конфетами.

Павлик сразу тянется за сладким.

– От ить экой! – она разрешает ему взять шоколадный батончик и отодвигает вазу на другой край стола. – Взараз съешь, а завтра цего исть будешь? – и поворачивается ко мне. – Уж экой привереда, дак и не сказать. Видано ли – желтыш уплетает, а от белыша нос воротит.

Я догадываюсь, что она про яйцо. Павлик и в нашей столовой действует таким же манером.

От щей я все-таки отказываюсь (только-только из-за стола), от каши – тоже. Елизавета Никитична наливает мне чаю.

– Пряники-то давнишны, еще летом в сельпо брала. Лучше печеное кушай. Шаньги-то на гольном молоке. А может, тебе молоцка ленуть? Пьешь козье-то? Ноне мало кто скотину держит – незацем – все в магазее купить можно, токо денежки имей. Для его вот держу, – кивает на сосущего конфету внука. – С соседкой одну козу на двоих держим. У ей тоже внуки есть.