Кругосветное путешествие короля Соболя - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Кристоф Руфен cтр.№ 7

Никогда я не думал, что эти игры станут для меня таким великолепным развлечением. Я любил скачку галопом, рискованные прыжки на лошади через уложенные на большом дворе стволы, опасную игру в сабельный бой. А когда отец для одного из упражнений велел мне надеть форму драгуна, сшитую будто специально на меня, я удивился тому счастью, которое испытал, застегивая на груди жесткую ткань, покрытую вышивкой и галунами.

Как мне было объяснить Башле, что я испытывал столь же большое удовольствие, хоть и совершенно иной природы, от наших с ним занятий, выучивая наизусть многостраничные отрывки из Жан-Жака Руссо, воспроизводя чудесные звуки французского языка, которым теперь свободно владел? Я притворялся, что отношусь к военной муштре как к неприятной обязанности. Башле улыбался; думаю, мое лицемерие не могло его обмануть. В общем, оно его даже устраивало. На его взгляд, оно доказывало, что он научил меня главному: не давать воли своим страстям. Увы, тут он ошибался. С этой точки зрения его назидания пропали втуне. Я никогда не мог предпринять что бы то ни было, не загоревшись всем сердцем и не отдавая всего себя целиком. И, несмотря на все мое к нему уважение, признаюсь, что ничуть об этом не сожалею.

В то время во взгляде Башле появилась, как я теперь вспоминаю, грусть, глубины которой я тогда не смог оценить. Сегодня я уверен, что он увидел близкий конец нашей связи гораздо раньше меня. В той пылкости, с какой я предавался тренировкам, его огорчало понимание того, к чему ведет мое неизбежное взросление и мужание. И действительно, ожидаемая им буря грянула еще до наступления осени. Башле прожил с нами около трех лет.

Каким образом у отца закрались подозрения? Я уже говорил, что он питал к Башле стойкую неприязнь. Человеческая душа так устроена, что она охотно наделяет дурными качествами тех, кого ненавидит. Возможно также, что кто-то в замке был тайным доносчиком. И все же, хотя большинство наших слуг завидовали Башле и с недоверием относились к его учености, я не вижу ни одного, кто смог бы собрать на него компрометирующие сведения.

Духовных лиц в замке не было. Обычные службы вел маленький, почти неграмотный каноник, он жил в ветхом домишке в одном из соседних селений. Всякий раз он покидал замок с трепетом, его будоражило то обстоятельство, что он безнаказанно проник в мир господ, страх перед которыми прочно вбили в него родители. На большие праздники и для совершения таинств из города приезжал прелат. Он был человеком светским и до крайности елейным. Он нравился отцу, потому что все прощал грешнику, который весьма лицемерно относился к искуплению. С Башле он был незнаком, так что от него подозрения исходить не могли. Зато вполне вероятно, что именно к нему обратился за советом отец, чтобы провести расследование, когда сумел заполучить первые вещественные доказательства.

Мой наставник поддерживал обширную переписку со своей родиной и регулярно получал оттуда письма. Длинные послания, истрепанные путешествием по всем почтам Европы, иногда приходили, заляпанные самыми разными веществами — вином, маслом и, не исключено, кровью. Возможно, они привлекли внимание графа, моего отца. Меня самого не раз мучило любопытство и желание тайком раскрыть их и глянуть, что же в них содержится. Сам я такой возможности не имел, а вот отец легко мог прибегнуть к услугам шпиона, без которого не обходится ни один двор, даже самый маленький. Одно достоверно: он нанес удар только тогда, когда в его распоряжении оказались достаточно веские улики.

Это случилось в начале октября. Погода еще стояла хорошая. В наш последний поход Башле отвел меня на бойню. Я часто вспоминал потом этот завершающий урок реальности и усматриваю в нем сакральную сцену, сравнимую с последними минутами, проведенными Иисусом со своими учениками. Заведение было расположено в миле от замка, около реки. Мы отправились туда пешком. Башле владел навыками верховой езды, но с тех пор, как я увлекся военными упражнениями, вынуждал меня сопровождать его пешком даже в дальние наши вылазки. Я предполагаю, что тем самым он хотел задать мне иной ритм, ввести в смиренное состояние и заставить мою мысль работать в перипатетическом ^[17] темпе.

Обреченные на смерть животные были привязаны в загоне и мычали.

— Смерть всегда предчувствуется, — тихо сказал мне Башле. — Жизнь столькими нитями связана с любым существом, что не может быть отнята у него так, чтобы он заранее не ощутил муку.

Мы дошли до глинобитной квадратной площадки, где и происходило умерщвление. Позади, в других пристройках, виднелись недавно забитые туши, подвешенные на крюки. Подмастерья в залитых кровью рабочих халатах занимались свежеванием и разделкой. Мы задержались там лишь для того, чтобы изучить, как было принято в «Энциклопедии», какие точные познания определяют порядок их действий. Но Башле дал мне понять, что в целом и так все ясно: здесь царила смерть, а снаружи, где надрывно мычал стреноженный скот, еще хозяйничала жизнь. Переход от одного состояния к другому и представлял собой то таинство, к которому следовало приобщиться. Мы долго оставались в тесном загоне, где происходил забой. Башле зачарованно наблюдал за тем кратким мистическим мгновением, когда взгляд животного угасал, смерть брала верх над жизнью, а перед тем как окончательно испустить дух, животное, казалось, постигало некую высшую и ослепительную истину. Для моего наставника, придававшего огромное значение накапливанию чувственного опыта, этот трагический момент служил призывом к тому, чтобы никогда не отказываться от наблюдения за миром — вплоть до той последней секунды, когда, возможно, открывается истина, и включая саму эту секунду.

Двумя днями позже, направляясь по вызову отца в библиотеку, я испытал такое чувство, будто опять иду на бойню. Сухой воздух, обычно пропитанный запахами воска и дерева, сейчас показался мне насыщенным резким и тошнотворным смрадом крови.

Башле был уже там, вызванный еще раньше. Он стоял навытяжку, очень прямо; его обведенные кругами глаза с их всегдашним желтоватым оттенком были широко раскрыты. Он смотрел на моего отца без дерзкого вызова, но с твердым намерением не упустить ничего, чему может научить его мир. Граф сидел в массивном кресле, которое велел перенести из парадной залы. По обе стороны от моего наставника переминались два высоченных стражника с выпирающими из-под мундиров мускулами и ружьями на плече. Бедному Башле вменено было изъясняться по-немецки — словно отцу хотелось таким образом еще больше продемонстрировать свою власть, словно присутствие двух могучих солдат само по себе не подчеркивало слабость обвиняемого. Башле неплохо владел этим языком, чтобы понять все обвинения, но недостаточно, чтобы высказаться в свое оправдание, хотя, как я быстро понял, он в любом случае не собирался этого делать.

Перед отцом на столе были разложены в качестве охотничьих трофеев различные предметы, принадлежащие моему учителю. Не считая писем и газет, я узнал книги, за чтением которых мы провели столько прекрасных часов.