Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Пинкер cтр.№ 57

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше | Автор книги - Стивен Пинкер

Cтраница 57
читать онлайн книги бесплатно

Средневековый христианский мир был культурой жестокости. Пытки применялись властями по всей Европе, они были закреплены законодательно. Мелкие преступления карались ослеплением, клеймением, ампутацией рук, ушей, носов и языков и другими увечьями. Казни были садистическими оргиями, затяжными убийствами: сжигание на костре, колесование, четвертование лошадьми, сажание на кол через анус, потрошение, когда кишки жертвы медленно наматывали на катушку, и повешение, которое было скорее постепенным удушением, чем быстрым переломом шеи [325]. Садистские пытки применялись и Церковью при допросах, охоте на ведьм и религиозных войнах. Пытки были санкционированы папой римским с неподходящим именем Иннокентий IV (Innocent — невинный) в 1251 г., и орден монахов-доминиканцев осуществлял их с наслаждением. Как отмечается в альбоме «Инквизиция», в правление папы Павла IV (1555–1559) инквизиция была «совершенно ненасытна — Павел, сам доминиканец и бывший Великий инквизитор, был страстным мастером пыточных дел и жестоким массовым убийцей — таланты, за которые в 1712 г. он был причислен к лику святых» [326].


Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Пытки не были просто жестоким правосудием, грубой попыткой сдержать насилие угрозой еще большего насилия. Большинство проступков, за которые человека отправляли на костер или виселицу, были ненасильственными, сегодня многие из них вообще не считаются правонарушением: например, ересь, богохульство, богоотступничество, критика правительства, сплетни, брань, прелюбодеяние и нетрадиционные сексуальные практики. И христианская, и светская системы правосудия, основанные на римском праве, использовали пытки, чтобы добиться признания и, таким образом, объявить подозреваемого виновным, несмотря на тот очевидный факт, что под пытками человек скажет что угодно, лишь бы остановить боль. Пытки ради признания были еще более абсурдны, чем пытки ради сдерживания, запугивания или получения объективной информации, например имен соучастников или мест, где спрятано оружие. Но никакие несообразности не должны были мешать делу. Если огонь сжег жертву и не случилось никакого чуда ради ее спасения, это считалось доказательством вины. Подозреваемую в колдовстве связывали и бросали в озеро: если выплыла — значит, она ведьма и ее нужно повесить; если же утонула — ну что ж, значит, была невиновна [327].

Пытки и казни не скрывали в темницах, это было массовое развлечение, привлекавшее толпы зевак, упивавшихся муками и криками жертвы. Тела, сломанные на колесе, болтающиеся на виселицах или разлагающиеся в железных клетках, в которых жертв оставляли умирать от голода и холода, были привычной частью пейзажа. Некоторые из этих клеток до сих пор свешиваются с общественных зданий в Европе, например с церкви Святого Ламберта в Мюнстере. Часто пытки становились коллективной забавой: закованную в колодки жертву щекотали, били, калечили, забрасывали камнями, пачкали грязью или фекалиями, иногда несчастные от этого задыхались.

Систематическая жестокость европейцев была не уникальной. Сотни видов пыток, которым подвергались миллионы людей, задокументированы и другими цивилизациями: ассирийцев, персов, селевкидов, римлян, китайцев, индийцев, полинезийцев, ацтеков; они были обычным делом у американских племен и во многих африканских королевствах. Жестокие убийства и расправы описаны у евреев, греков, арабов и оттоманских турок. И, как мы видели в конце главы 2, все первые развитые цивилизации были абсолютистскими теократиями, наказывавшими ненасильственные преступления пытками и увечьями [328].

~

Эта глава посвящена впечатляющей исторической трансформации, которая заставляет нас сегодня ужасаться подобным обычаям. На современном Западе и в большинстве регионов мира смертная казнь и телесные наказания отменены, право государства на применение насилия к гражданам серьезно ограничено, рабство под запретом, и люди не жаждут крови с прежней силой. Все изменилось за короткий промежуток времени: началось в Веке разума в XVII в., а достигло кульминации в конце XVIII в., в эпоху Просвещения.

Кое в чем этот прогресс (а если это не прогресс, тогда что вообще можно назвать прогрессом?) подтолкнул новые идеи — прямо сформулированные аргументы, убеждавшие, что узаконенное насилие следует минимизировать или отменить. Ускорило дело и изменение порога чувствительности. Люди стали сочувствовать все большему числу других людей и уже не могли оставаться равнодушными к их страданиям. Из этих предпосылок выросла новая идеология — она поставила в центр системы ценностей жизнь и счастье, а в основание концепции общественных институтов — здравый смысл и рациональные обоснования. Эту новую идеологию можно назвать гуманизмом или идеей прав человека, а ее стремительное воздействие на жизнь Запада во второй половине XVIII в. — Гуманитарной революцией.

Сегодня Просвещение часто упоминают с презрительной усмешкой. Сторонники критической теории винят его в катастрофах XX столетия; религиозные консерваторы из Ватикана и американские правые интеллектуалы горят желанием сменить его толерантный секуляризм на воображаемую моральную чистоту средневекового католицизма [329]. Даже умеренные атеисты нередко осуждают Просвещение как реванш интеллектуалов, как наивную веру, что человечество — раса высокоумных рациональных агентов. Эта массовая амнезия и неблагодарность стали возможны из-за естественной идеализации прошедших веков, о которой мы читали в главе 1: реальность вчерашних зверств проваливается в пропасть забвения, и воспоминания о них сохраняются лишь в безобидных идиомах и картинках. Если начало этой главы показалось вам слишком натуралистическим, так это сделано только для того, чтобы напомнить о реальности той эпохи, которой положило конец Просвещение.

Конечно, исторические перемены не случаются по щелчку пальцев, и гуманистическое течение набирало силу веками до и после Просвещения, и не только на Западе [330]. Но в книге «Изобретение прав человека» (Inventing Human Rights) историк Линн Хант заметила, что понятие прав человека было внятно провозглашено в ходе двух исторических событий. Первое — подписание американской Декларации независимости в 1776 г. и французской Декларации прав человека и гражданина в 1789-м. Второе, в середине XX в., — подписание в 1948 г. Всеобщей декларации прав человека, закрепленное чередой Революций прав в последующие десятилетия (см. главу 7).

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию