– Хочешь, чтобы тебя отвезли? – осторожно спросил
Голдберг.
– Нет. Я в порядке.
Потребовалась вся его гордость, чтобы не побежать, когда он
отвернулся к выходу: усилием воли он откинул голову назад, выпрямил спину, и
принялся спокойно переставлять ноги одну перед другой.
Странно, но пока он следовал тем же путем, каким заходил в
больницу, он вспоминал о своем старом профессоре по хирургии… его администрация
колледжа «отправила на пенсию» в семьдесят лет. Мэнни в то время учился на
втором курсе.
Доктор Теодор Бенедикт Стэнфорд Третий.
Мужик был конкретным капитальным придурком, из разряда
мудаков, с нетерпением ожидающих неверного ответа студента на поставленный
вопрос, ведь тогда он получал возможность опустить незадачливого парня в
унитаз. Когда администрация в конце года объявила о его уходе, Мэнни и его
приятели закатили прощальную вечеринку жалкому ублюдку, все они напились,
празднуя тот факт, что стали последним поколением, обучаемым этой навозной
лепешкой.
Нуждаясь в деньгах, Мэнни тем летом устроился уборщиком в
колледж, и как раз натирал коридор, когда грузчики выносили последние коробки
из кабинета Стэнфорда… а потом из-за угла вывернул сам старик, в последний раз
проходя по коридору.
Он ушел с высоко поднятой головой, спустился по мраморным
ступенькам и вышел через парадный вход, гордо задрав подбородок.
Мэнни смеялся над высокомерием мужчины, неугасающим даже
перед лицом физической старости и морального износа.
Сейчас, уходя тем же образом, Мэнни сомневался, так ли было
на самом деле.
Более вероятно, что Стэнфорд чувствовал себя так же, как и
Мэнни сейчас.
Списанным на утилизацию.
Глава 17
Джейн услышала рвущийся звук, находясь в кабинете
тренировочного центра. Он разбудил ее, вынуждая поднять голову с
импровизированной подушки в виде предплечий и выпрямить спину.
Рвущийся звук… и хлопанье…
Поначалу она подумала, что это порыв ветра, но потом ее
мозги включились. Под землей не было окон. И только чертова гроза могла стать
причиной такого шума.
Вскочив с кресла и обогнув стол, она выбежала в коридор,
пулей устремившись к палате Пэйн. Все двери были распахнуты именно по этой
причине: хотя Пэйн была единственным пациентом и преимущественно вела себя тихо,
если что-то случится…
Что это за шум, черт возьми? Также раздавалось сопение…
Она завернула за дверной косяк операционной палаты и почти
закричала в голос. О, Боже… кровь.
– Пэйн! – Она кинулась к кровати.
Пэйн буйствовала, ее руки мельтешили в воздухе, пальцы
вцепились сквозь простыни в тело, острые ногти впивались в кожу плеч и ключиц.
– Я не чувствую! – кричала женщина, обнажив клыки,
ее глаза были так широко распахнуты, что все лицо казалось белым. – Я
ничего не чувствую!
Джейн устремилась вперед и схватила Пэйн за руку, но та
мгновенно выскользнула из хватки, задевая кровоточащие порезы.
Пока Джейн пыталась успокоить свою пациентку, кровь
забрызгала ее лицо и белый халат.
– Пэйн! – Если это продолжиться, то порезы станут
настолько глубокими, что обнажат кость. – Прекрати…
– Я ничего не чувствую!
Ручка «Бик»
возникла в руке Пэйн словно из ниоткуда… хотя, нет, магия тут вряд ли виновата
… Ручка принадлежала Джейн, она носила ее в боковом кармане халата. В мгновение,
когда она увидела предмет, все яростные движения сюрреалистически замедлились,
и Пэйн уже заносила руку.
Удар был сильным, уверенным и неотвратимым.
Острая часть пронзила аккурат сердце девушки, она выгнула
грудь, и предсмертный вздох сорвался с ее губ.
Джейн закричала:
– Неееееееет…
– Джейн… проснись!
Голос Вишеса выбивался из картины происходящего. Но потом
она открыла глаза… навстречу кромешной тьме. Палату, кровь и хриплое дыхание
Пэйн заменила черная визуальная пелена, которая…
Зажглись свечи, и первое, что она увидела, – это
жесткое лицо Вишеса. Он был подле нее, хотя спать они отправились в разное
время.
– Джейн, это был всего лишь сон…
– Я в порядке, – выпалила она, смахивая волосы с
лица. – Я…
Тяжело дыша, она поднялась на локтях, не зная, был ли это
сон или явь. Особенно учитывая то, что Вишес лежал рядом с ней. Они не только
не ложились в одно время; они также не просыпались вместе. Джейн думала, что он
спит в своей кузнице, хотя дело могло обстоять иначе.
Она надеялась на это.
– Джейн…
В приглушенном свете, она услышала в его голосе тоску,
которую Ви не позволил бы выказать при иных обстоятельствах. И она чувствовала
то же самое. Дни, в которые они так мало общались, стресс из-за лечения Пэйн,
отстраненность… эта гребаная отстраненность… приносили столько горя.
Но здесь, в свете свечей, в их супружеской постели, все это
исчезло.
Вздохнув, она повернулась к его теплому, твердому телу, и
прикосновение изменило ее: она обрела твердость, не прилагая усилий, тепло
потекло между ними, делая ее такой же реальной, каковым был Вишес. Подняв
взгляд, Джейн посмотрела на его жесткое, красивое лицо с татуировкой на виске,
черными волосами, которые он всегда зачесывал назад, резкой линией бровей и ледяным
взглядом.
Всю прошедшую неделю она проигрывала в голове ту ночь, когда
вся их жизнь обратилась в хаос. Несмотря на все раздражающие и тревожные факты,
одна вещь была ясна наверняка.
Когда они столкнулись в туннеле, на Вишесе была водолазка. А
он никогда не носит водолазки. Ненавидит их из-за чувства скованности… какая
ирония, учитывая, что это ощущение иногда заводит его. Как правило, он носит
майки или вообще ходит раздетым. И Джейн не была глупа. Он мог быть жестким
засранцем, но раны на его коже появляются только от чьей-то чужой руки, не его
собственной.
Вишес сказал, что ввязался в сражение, но он также был
мастером рукопашного боя. Синяки по всему его телу могли возникнуть только по
одной причине: он сам позволил это.
И Джейн гадала, кто сделал это с ним.
– Ты в норме? – Спросил Ви.
Джейн положила ладонь на его щеку.
– А ты? Они?
Он не моргнул.
– О чем был сон?
– Нам нужно о многом поговорить, Ви.
Его губы сжались в полоску. Он стиснул их еще сильнее, пока
Джейн терпеливо ждала ответа. Наконец, он сказал:
– Состояние Пэйн не изменилось. Прошла всего неделя…