– Доктор, я бы хотела, чтобы никто не узнал о том, что вы видели и слышали сегодня. Надеюсь, вы умеете хранить профессиональные тайны, – сказала Бланка почти жестко. Она разозлилась, причем в большей степени на себя, чем на него.
Альваро в недоумении сделал шаг назад.
– Ничего не опасайтесь, прошу вас. Я не собираюсь кому-то что-то рассказывать и еще больше осложнять ваше положение. Вам и так хватает проблем. Но позвольте мне вам помочь.
– Помочь мне? Вы не можете ничем мне помочь. Прошу вас, не вмешивайтесь, забудьте про этот разговор и не вспоминайте, когда я в следующий раз приду в вашу клинику.
– Доверьтесь мне, – осмелился предложить он. – Я бы хотел быть вашим другом, доверенным лицом, утешителем. Кем-то, кто поможет вам в нынешней ситуации. Можете приходить в клинику, и я займусь вами лично, хотя это и не моя специальность. Обещаю вам свое молчание.
– Женатый друг? Вы еще не знаете этого города. Если все будет, как вы говорите, меня со свету сживут, а заодно испортят вам карьеру… Нет уж, доктор. Я вам этого не позволю. – Бланка покачала головой. – Не говорите никому о том, что мы виделись, пожалуйста.
И исчезла в конце улицы, где начинался квартал Пульмониас. Она брела, прихрамывая, понурив голову, а доктор глядел ей вслед, дрожа от холода и ярости.
Альваро Урбина отправился с женой и двумя детьми посмотреть на вертеп в натуральную величину, который устроили в парке Флорида. В последние дни он сильно нервничал – Бланка так и не пришла в клинику, меж тем со дня происшествия на лестнице Вилья Сусо прошел почти месяц. Он боялся за нее: неужели этот зверь, ее жених, снова поднял на нее руку?
Альваро позвал детей и Эмилию на прогулку, купил им пакетик жареных каштанов в уличном ларьке, оформленном наподобие железнодорожного вагона, и, опрокинув несколько рюмок в заведении под названием «Доллар», свернул на улицу Дато. Был тот час, когда члены Виторианского кружка, самого изысканного клуба в городе, покидали дома, чтобы провести вечер за кофе; их силуэты были видны в высоких окнах роскошного заведения.
Эмилия, пухлая смуглая женщина с румяными щеками, не переставая болтала о покупках к Рождеству. Жареный поросенок или баранина? Она никак не могла решить. Альваро рассеянно кивал, поглядывая на пары, пересекавшие порог этого мира гранатовых гардин и позолоты – мира, которому он не принадлежал, однако надеялся завоевать его в ближайшее время.
Доктор задержал взгляд, узнав промышленника – смуглого, крупного мужчину с широкой спиной. Его невеста Бланка Диас де Антоньяна выходила из клуба с ним под руку, обмениваясь сдержанными улыбками с другими супружескими парами. Ее волосы, выкрашенные по моде в светлый оттенок, были тверды от лака и тщательно уложены волнами до подбородка.
Держа Эмилию под руку, Альваро подошел поприветствовать обоих.
От него не ускользнул свежий синяк под глазом, видневшийся из-под толстого слоя обильной косметики. Ему стало больно, тем более что Бланка не пришла в клинику, о чем он так настойчиво ее просил.
– Добрый вечер, сеньорита, – сказал он, слегка наклонив голову.
– Доктор Урбина, какой приятный сюрприз, – сдержанно ответила Бланка. – Надеюсь, вы отлично проведете праздники с вашей очаровательной семьей.
– Да, несомненно. Увидимся в клинике, если вам как-нибудь понадобится туда зайти.
Она улыбнулась под внимательным взглядом будущего супруга, который пристально следил за сценой, не утруждая себя вмешательством. Они молча простились. «Вот и все, больше я ничего не могу сделать», – подумал доктор Урбина.
И все-таки что-то произошло: взгляд Бланки, одна лишняя секунда. Обещание «Увидимся», молчаливая просьба о помощи. Ощущение сообщничества, которого он до сих пор не испытывал ни с одной женщиной, не говоря уже о собственной жене.
Вскоре промышленник забыл о его присутствии. Он не заметил, что у семьи врача не было иного выхода, кроме как следовать по запруженной людьми улице в метре позади него, слушая их разговоры.
– Ты его знаешь? – спросил Хавьер Ортис де Сарате свою невесту.
– Еще бы. По-моему, это единственный рыжий доктор во всей Витории и окрестностях.
– Да, заметная личность. Он и его дети: у всех рыжие волосы. Это приличная семья?
– Не знаю.
– Значит, нет, – заключил он с оттенком презрения в голосе, который даже не потрудился скрыть.
Уже ночью, за запертыми дверями своего кабинета в квартире на улице Ондурас, Альваро извлек из замкнутого на ключ ящика блокнот с анатомическими рабочими зарисовками. На последней странице он по памяти нарисовал портрет Бланки, не утаив синяков и ссадин, нанесенных ее спесивым женихом, которые он угадывал своим врачебным глазом.
Эта дата навсегда останется у него в памяти, потому что именно этой ночью Альваро принял решение. И мысль эта, вопреки ожидаемому, его успокоила. Он привстал на своей стороне кровати, стараясь не касаться жаркого тела жены, и убедился в том, что та наконец уснула.
Некоторое время, прежде чем затеряться в дебрях сна, он машинально раз за разом повторял, как припев, слова, которые его утешали:
«Я убью Хавьера Ортиса де Сарате».
5. Дом веревки
25 июля, понедельник
Мне вовремя удалось добраться до бара, где мы с Эстибалис договорились встретиться. Июль изнурял город солнцем, падающим отвесно на улицы, недавно подметенные после лавины раздавленных пластиковых стаканчиков, которые участники праздничных гуляний бросали прямо себе под ноги. Метеослужбы предвещали жару в течение ближайших недель, хотя в Витории высокие температуры никогда не держались подолгу.
Я направился вверх по Куэста-де-Сан-Франсиско к Арочным террасам, в тот день заполненным торговцами чеснока, от которых воздух будто бы густел, заполняясь запахом серы, а тротуар покрывало целое море сухой белой шелухи. Сотни довольных пенсионеров в клетчатых рубашках и беретах возвращались домой со свисающей с плеча длинной чесночной связкой. Так было всегда. Этот обычай я помнил с детства: в День Сантьяго дед всегда возил нас с Германом в Виторию, и мы закупали чеснок чуть ли не на весь год.
Вскоре я оказался перед стеклянной дверью «Толоньо». Черный потолок, меню, написанное белым мелом на грифельной доске. Очень популярное, но при этом тихое, это кафе всегда действовало на меня умиротворяюще; оно было похоже на островок спокойствия, где я приходил в себя, прежде чем вернуться домой. Иногда заходил пообедать и возвращался с сытым желудком и выполненным кулинарным планом на весь день.
Эстибалис поджидала меня, сидя на табуретке возле змее-видной барной стойки светлого дерева.
– На твою долю я уже заказала, – начала она. – Ирландское рагу с грибами, запеченный чангурро
[15] и стаканчик красного. Сядем за столик или прямо тут?