История нравов. Галантный век - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Фукс cтр.№ 29

Что причина возникновения кринолина не эта, видно хотя бы из того, что он существовал в Англии еще раньше, чем вошел в моду во Франции. Нельзя, однако, отрицать, что цель, которую с ним связала г-жа Монтеспан, составляла в эпоху галантности одно из его важных преимуществ. Ведь большинство светских дам подвергалось каждый день опасности внебрачной беременности, и в беременности очень многих дам чаще был виноват друг. В интересах репутации всех этих дам было как можно дольше скрывать свое роковое падение на гладком паркете галантных похождений. Если это удавалось, то подозрительному светскому обществу, при виде беременной женщины менее всего думавшему о муже, было трудно ответить на вопрос о законности ее интересного положения. Кринолин получил поэтому также название cache-bâtard (спрячь внебрачного ребенка).

Так же точно позволял кринолин скрывать беременность незамужним женщинам, которым приходилось расплачиваться за свою уступчивую нежность. В одном шуточном стихотворении, вышедшем в 1730 году в Аугсбурге, говорится: «Если забеременела девица, то ей достаточно спрятать свою беременность под кринолином, и никому в голову не придет подвергнуть сомнению ее честь». Но и законную беременность старались тогда скрывать как можно дольше. Так как выше всего ценилось наслаждение, то женщина хотела использовать все его возможности и как можно больше сократить срок служения целям природы. «Порядочная» дама также стремилась скрыть свое положение до последней минуты. К тому же беременность тогда считалась скорее позором, чем славой. Беременность была смешна. Как глупо, если виновником был муж! Какая неловкость, если виновником был любовник!

Это, стало быть, очень важный фактор. И всегда, когда кринолин снова появляется на исторической сцене, он служит именно этой цели. Всегда его возрождение совпадало с возрождением повышенной галантности и жажды наслаждения. Однако это только одно из преимуществ, которое кринолин имел для классов, провозгласивших его частью официального костюма. Не в этом преимуществе — его сущность, тот сокровенный закон, который придал ему его специфическую форму. Законы жизни всегда обусловлены не отрицанием случайных и мимолетных состояний, а положительным действием в интересах коллектива, в данном случае проблемой эротического воздействия. Сокровеннейший закон существования кринолина заключается в тенденции преувеличения до смешного талии, в не менее эротическом подчеркивании грубо эротической подробности.

Как выше указано, кринолин был лишь дальнейшим развитием Wulstenrock’a, лучшим решением поставленной им задачи. Вместе с нагофренным и оттопыривающимся воротником он должен был (во второй половине XVII века) придать женскому костюму величие. Уже современники видели в нем именно лучшее решение этого вопроса. А так как он, кроме того, представлял также и более дешевое решение, то его защищали очень горячо против раздававшихся на него нападок. Некая писательница Элеонора Шарлота Леукоронда в специальном трактате, посвященном этой теме, следующим образом превозносит превосходство кринолина над прежними аналогичными модами: «Этот костюм доставляет нам тысячи удобств, так как до сих пор, если мы хотели добиться иллюзии субтильной талии, нам трудно было сделать это при помощи полдюжины толстых нижних юбок. Я убеждена, что никто мне не будет возражать. Кто вспомнит моды, бывшие лет 10–12 тому назад в ходу среди бюргерства, согласится, что это так. Да и разве дешево было приобрести 6 Boyienne, полотняных, фланелевых и суконных юбок. Я не говорю уже о сопряженных с ними неприятностях. Чтобы придать телу грациозность, эти юбки должны были плотно к нему прилегать, а это вызывало боль в талии и во всем теле. А кринолин удобнее и дешевле, так как стоит всего два гульдена».

Как видно, главная цель при создании кринолина заключалась в преувеличенном подчеркивании узкой талии, считающейся также одной из главных женских красот. Даже более, это впечатление хотели еще усилить в направлении современного понятия «женственности», то есть в смысле распадения тела на грудь, лоно и бедра. При помощи лифа эта задача была блестящим образом решена. Вошла в моду тонкая талия, положительно разрезавшая тело на две половины — на грудь и нижнюю часть тела. Оставалось еще только подчеркнуть лоно… А это было достигнуто путем заостренного книзу лифа, сосредоточившего взоры невольно sur l’endroit suggestif (на месте, наводящем на мысли). Уже раньше встречается подобный прием. Но только в XVIII веке удалось полностью решить эту сокровенную задачу. Длинный острый угол, которым заканчивался лиф, угол, прозванный одним сатириком «путеводителем в долину радости», служил вместе с тем необходимым соединительным звеном между обеими половинами тела, созданным тонкой талией, звеном, по крайней мере косвенно восстанавливавшим естественное единство.

Кринолин и талия позволяли добиться еще одного очень важного для эпохи результата. Как бы ни была женщина неуклюжа и груба, в этом костюме она производила впечатление изящной и грациозной. Небольшое преувеличение — и нетрудно было затушевать формы, слишком пышные для вкуса эпохи. Об этом говорится и в «Галантных историях Вены».

Кринолин решил еще одну не менее важную эротическую тенденцию эпохи, и решил ее притом не менее блестяще, а именно тенденцию закутывания тела, выражавшуюся так же гротескно, как смешно лиф осуществлял противоположную тенденцию оголения. Кринолин настолько же закрывал нижнюю часть тела и затушевывал ее линии, насколько лиф раскрывал грудь. Всякая другая форма юбки сочеталась с линиями тела и оттеняла чудесную ритмику движений больше и лучше, чем кринолин, который их почти уничтожал. Кринолин вообще убивал все естественные линии, покрывая их как бы огромным колоколом, подчинявшимся только закону собственной ритмики…

Единственное, что этот колокол порой позволял видеть, были ножки. Мы говорим: порой! В тех случаях, разумеется, когда женщина обладала маленькой ножкой и была не прочь ее показать. В «Галантных историях Вены» по этому поводу сказано: «Раз женщина не обладает, к несчастью, такой маленькой ножкой, в которую так охотно влюбляются многие знатоки, то ее можно закрыть огромным кринолином, достигающим самого пола. Если же ножка отвечает требованиям симметрии, то портному ставится в обязанность не скрывать ее завистливым покровом нижней юбки».

Как видно, в этой моде встречаются самые дикие противоречия: самые смелые формы оголения сочетаются с такими же смелыми формами закутывания. Однако высшую рафинированность эта мода достигала лишь косвенным образом. Кринолин только, видимо, скрывал тело, приводя благодаря своим странно-смешным формам к не менее странно-смешному оголению. Обусловленное оттопыривающейся формой юбки, оно было, по-видимому, преднамеренным и, как все якобы случайное и мгновенное, действовало тем более вызывающе. В какой степени кринолин позволял заглядывать под юбку, особенно во время восхождения на лестницу, реверанса и т. д., мы сумеем себе представить только в том случае, если вспомним, что тогда дамы носили только коротенькую нижнюю юбку, а кальсоны в продолжение XVII и XVIII веков находились под запретом.

Носить кальсоны считалось для женщины прямо позором, и это право предоставлялось только старухам. Только катаясь верхом, дама надевала кальсоны. Что женщины тогда обходились без кальсон, видно из целого ряда помещенных в нашей книге иллюстраций. Поэтому было бы точнее выразиться так: кринолин соединял не оголение и закутывание тела, а лишь оба наиболее рафинированных способа оголения — постоянного, придуманного хитроумно, и случайного, как результат удачного случая, действовавшего поэтому тем более рафинированно. Эпоха требовала, чтобы женщина была «пикантной». А что могло быть пикантнее, как представить взорам любопытствующих интимнейшие прелести в самой невинной ситуации и с самым бесстрастным невинным видом. Неудивительно, что тогда было немало мастериц, умевших с большой ловкостью давать влюбленным любопытствующим взорам пикантнейшие спектакли. Как видно, тогдашние моды служили самым смелым образом позе, театральности и обстановочности.