Пол Маккартни. Биография - читать онлайн книгу. Автор: Филип Норман cтр.№ 194

Конечно, ни одна часть либретто не могла сравниться с великолепием «Penny Lane». Однако оперные голоса мирового класса и прекрасная акустика собора придавали банальнейшим из слов иное, более высокое измерение — как, например, когда Джерри Хэдли выводил своим пронзительно нежным тенором: «Я могу сказать, взглянув назад, что не было важнее ничего, чем сачковать».

Одним из журналистов, допущенных к наблюдению за репетициями, был Рассел Миллер из журнала Sunday Times Magazine. Вначале Миллер почти не узнал Пола, сидящего в одиночестве на верхнем ярусе хоров:

Миллеру он предстал в своем обычном неприхотливом и беззаботном образе, высмеивая собственную серьезность с еще более люмпенским ливерпульским акцентом, чем у Босуэллов: «Оратория-норатория… Не тот ли это тип, что пристрелил Моби Дика?» Однако его беспокойство хорошо чувствовалось: Миллер заметил, как он все время ерзал на своем месте, закидывал одну ногу на другую и наоборот, ерошил волосы, отрывал заусеницы на пальцах и кусал ногти.

Его участие в кампании по спасению больнице в Рае было еще достаточно актуальной новостью, чтобы упомянуть об этом в интервью. «Для меня-то это не проблема, я, черт возьми, могу сам себе построить больницу, если захочу, но есть люди, которым она действительно нужна… потому что на самом деле я ничем не отличаюсь, я один из них. Не понимаю, почему я должен теперь быть в среднем классе или высшем классе, просто потому что у меня есть деньги. Мне говорят: „Ты уже никакой не рабочий класс“. А я говорю: „Вообще-то, еще какой рабочий. Потому что я пашу изо всех сил. Как каторжный“».

Он в который раз воспользовался возможностью, чтобы исправить «огромное заблуждение», касающееся восприятия его как милого, умеренного битла по сравнению с Джоном, авангардным художником и ниспровергателем святынь. С неожиданной резкостью он припомнил, что, пока организовывал с другими галерею «Индика» и финансировал газету International Times, «Джон, блин, торчал у себя в поместье в Уэйбридже, где кругом поля для гольфа… Я предполагаю, что [люди неверно судят] из-за того, какой я человек, каким меня воспитали — таким, что ли, неунывающим… Я верю, время все расставит по местам. Еще многого не знают о том, что и кто когда делал, но я думаю, все это со временем выяснится».

Линда, как всегда, была рядом, готовая броситься на защиту. «Многие художественные и творческие вещи, которые приписали Джону, были сделаны Полом, но сейчас этого не докажешь… Я постоянно говорю, что неважно, что думают люди, потому что он-то сам знает, кто он такой и что сделал. Но он по-прежнему возмущается».

На последнем прогоне присутствовали все четверо детей Маккартни, причем двадцатиоднолетняя Мэри выступала в новом качестве — ассистента матери в штате MPL. «Они выглядели самой обыкновенной семьей, если забыть, что их только что доставил сюда частный самолет, — вспоминает Рассел Миллер. — У мальчика, Джеймса, был с собой баскетбольный мяч, и, будучи в соборе, он все осматривался вокруг, как будто оценивая его потенциал в качестве площадки для игры».

Несколько мест для почетных гостей зарезервировали для ливерпульских родственников Пола. Его любимая тетя Джин умерла в 1987 году, поэтому теперь матриархом клана была тетя Джоан, жена «шепчущего» дяди Джо, которая помогала ухаживать за Полом и Майклом в первое время после смерти их матери — когда казалось, что джентльмен Джим может никогда не оправиться от шока.

Подлинная любовь Пола к этим пожилым и немощным людям из прошлого впечатлила Миллера больше всего. «Выглядят они, может, и обычно, среди них нет каких-то ярких личностей, — сказал Пол, — но, честное слово, есть в них что-то такое — здравый смысл в самом истинном смысле этого слова. Я встречал много людей, я разговаривал с Гарольдом Вильсоном и Мэгги Тэтчер и с большинством мэров в Америке, но я никогда не встречал людей таких же увлекательных, интересных или таких же мудрых, как моя ливерпульская родня».

Премьера «Ливерпульской оратории» 28 июня одновременно стала поводом для рекламы Ливерпульского института исполнительских искусств. Маргарет Тэтчер ушла в отставку с премьерского поста в 1990 году, и при ее менее воинственном, более культурно ориентированном преемнике Джоне Мейджоре существовала перспектива, что институту будет все-таки выделено государственное финансирование.

Перед выступлением Пол встретился с мейджоровским министром городского развития Майклом Портильо и устроил ему экскурсию по зданию Инни, чтобы продемонстрировать необходимость масштабной реконструкции. В одной из заброшенных классных комнат он припомнил испанскую песню «Tres conejos en un árbol», которую выучил здесь еще мальчиком и теперь вставил в ораторию. (Портильо, отец которого родился недалеко от Мадрида, подпел ему на испанском.) В качестве дополнительного подарка прессе он заявил, что, возможно, и сам пройдет какой-нибудь курс в LIPA, «чтобы наконец получить право поставить несколько букв после фамилии».

Некоторые говорили, что две с половиной тысячи слушателей, собравшиеся в тот вечер в соборе, были самой большой конгрегацией в его истории. Когда Карл Дэвис поднял дирижерскую палочку, многочисленные телевизионные лампы и записывающее оборудование вызвали перегрузку мощности и везде погас свет. Однако через несколько мгновений, словно по божественному вмешательству — возможно, благодаря ангелу по имени Мэри, — свет снова зажегся.

Закончилось выступление десятиминутной овацией. Пол присоединился к Дэвису на подиуме, и они подняли сцепленные руки, как боксеры после матча. Самое трудное произведение его сольной карьеры породило ее самое успешное партнерство. Он даже поделился частью славы: на афишах снаружи было написано «„Ливерпульская оратория“ Пола Маккартни. Авторы — Пол Маккартни и Карл Дэвис».

Критики, специализирующиеся на классической музыке, которые написали большую часть рецензий на выступление, отзывались о послужном списке Дэвиса в кино и на телевидении почти столь же высокомерно, как о послужном списке Пола в поп-музыке. Guardian назвала их совместную работу «невыразительной и неуклюжей»; Times сказала, что, несмотря на наличие в оратории нескольких «приятных мелодий», «в сравнении с ее церковно-хоральными пассажами и тяжеловесными оркестровыми интерлюдиями „Реквием“ Брамса мог бы восприниматься как образец ритмической живости».

Через пять месяцев состоялась американская премьера в нью-йоркском Карнеги-холле — в котором, как известно, Beatles дали концерт еще в 1964 году. Барбара Бонни исполняла партию Кири Те Канавы, а хористов Ливерпульского собора заменили Гарлемским хором мальчиков. Рецензент New York Times Эдвард Ротстин был чуть менее безжалостен, чем его британские коллеги, назвав ораторию «незамысловатой компиляцией материала, отчасти приукрашенной изобретательной оркестровкой» и отметив, как «музыкальная и эмоциональная простота, которая лежит в основе стандартного поп-хита, в концертном зале может звучать бедно и бессодержательно». Делая Полу одновременно комплимент и предостережение, Ротстин напомнил о словах великого композитора-классика Арнольда Шёнберга, сказанных в 1930-х годах в ответ на просьбу Джорджа Гершвина дать ему уроки композиции: «Но почему же вам так хочется быть Арнольдом Шёнбергом? Вы ведь уже такой прекрасный Гершвин».