– Не надо передразнивать, – предостерегла она. – Здесь ты
может иметь неприятности… а ты не хочешь иметь неприятности. – Она медленно
подняла свою забинтованную руку. Кларк взглянул на нее, влажные губы у него
затряслись, и когда она опустила руку на колено, он продолжал значительно тише.
– Я сказал ему, что я программист, а он ответил, что в городе
нет ни одного компьютера… хотя они бы с удовольствием взяли парочку
синтезаторов. Тут другой парень засмеялся и сказал, что в универсаме нужен
грузчик на склад, и…
На подиуме засветилось ярко-белое пятно. Коротышка в
спортивном пиджаке столь дикой расцветки, что Бадди Холли рядом с ним выглядел
бы монахом, поднял руки, как бы успокаивая шквал аплодисментов.
– Кто это? – спросила Мэри у Сисси.
– Какой-то древний диск-жокей, который ведет эти концерты.
То ли Алан Твид, то ли Алан Брид, что-то в этом роде. Его только здесь и
увидишь. Думаю, пьет по-черному. Целыми днями спит – это я точно знаю.
И как только девушка произнесла это имя, оболочка,
окутывающая Мэри, как будто лопнула и остатки ее сомнений исчезли. Они с
Кларком действительно попали в Рок-н-Ролл-Рай, только он на поверку оказался
Рок-н-Ролл-Адом. Это произошло не потому, что они оказались плохими людьми, и
не потому, что старые боги решили наказать их; случилось это потому, что они
заблудились в лесу, вот и все, а в лесу заблудиться может каждый.
– Сегодня для вас потрясающий концерт! – возбужденно
выкрикивал в микрофон ведущий. – Здесь с нами великий музыкант… Фредди
Меркьюри, прямо из города Лондона… Джин Кроче… мой любимец Джонни Ас…
Мэри наклонилась к девушке:
– Ты давно здесь, Сисси?
– Не знаю. Тут теряется ощущение времени. Лет шесть, не
меньше. А может, восемь. Или девять.
– Кит Мун из группы «Ху»… Брайан Джонс из «Роллинг стоунз»…
самая настоящая Флоренс Баллард из «Сьюпримз»… Мэри Уэллс…
Не в силах сдержать свои худшие опасения, Мэри спросила:
– Сколько тебе было лет, когда ты сюда попала?
– Кисс Эллиот… Джанис Джоплин…
– Двадцать три.
– Кинг Кертис… Джонни Бернетт…
– А сейчас тебе сколько?
– Слим Харпо… Боб Хайт по прозвищу Медведь… Стиви Рей Воэн…
– Двадцать три, – сказала Сисси, а на сцене Алан Фрид
продолжал выкрикивать имени в почти пустой зал. И по мере того, как на небе
зажигались звезды – сначала сотня звезд, потом тысяча, потом их стало
невозможно сосчитать, звезды, возникавшие из синевы и теперь мерцавшие там и
сям в черноте, – он перечислял жертв наркотиков, жертв алкоголя, жертв
авиационных катастроф и убийств; тех, кого находили в пустынных аллеях, и тех,
кого находили в собственных бассейнах, и тех, кого находили в кюветах с
пробитой рулевой колонкой грудью и полуоторванной головой; он выпевал имена
молодых и старых, но преимущественно молодых, а когда он назвал имена Ронни Ван
Занта и Стива Гейнса, у нее в памяти всплыли слова одной из песен этой группы:
«У-у это запах, неужели ты не чуешь этот запах», – и да, черт возьми, она
действительно чуяла этот запах: даже здесь, и когда она взяла Кларка за руку,
это показалось ей тем же, что взять руку трупа. – У-У-У-У-РРРР-АААА! – завопил
Алан Фрид. Позади него, в темноте, сотни теней выбежали на сцену, освещаемую
ручными фонариками в руках подсобников. – Вы готовы к ТУ-У-У-У-СОВКЕ?
Никакого ответа от немногочисленных зрителей в зале не
последовало, но Фрид замахал руками и засмеялся, будто публика неистовствовала
в согласии. Последние проблески света позволили Мэри заметить, как старик
протянул руку и сорвал слуховой аппарат.
– Вы готовы к БУ-У-У-У-ГИ?
На этот раз он получил ответ – тени позади него демонически
взвыли в свои саксофоны.
– Тогда поехали… ПОТОМУ ЧТО РОК-Н-РОЛЛ НИКОГДА НЕ УМИРАЕТ!
Когда погасли огни и оркестр заиграл первую песню этого
долгого, долгого концерта – «Будь я проклят», партия вокала Марвина Гея, – Мэри
подумала: «Вот чего я боялась. Именно этого я боялась…»
Адова кошка
Хэлстону показалось, что сидящий в кресле на колесиках
старик выглядит больным, чем-то сильно напуган и вообще готов умереть. Подобное
ему приходилось наблюдать и ранее. Среди профессионалов Хэлстон был известен
как одиночка, независимый боевик, умеющий сосуществовать с обычными бандюгами.
За время своей «деятельности» на этом поприще он ликвидировал восемнадцать
мужчин и шесть женщин, так что знал, как выглядит смерть. Дом – по сути большой
особняк – был холодным и хранил покой. Тишину нарушало разве что глуховатое
потрескивание огня в камине да доносившееся снаружи подвывание ноябрьского
ветра.
– Я хочу, чтобы вы нанесли свой удар. – Голос старика чем-то
напоминал хруст сминаемой старой бумаги. – Насколько я понимаю, именно этим вы
занимаетесь.
– С кем вы разговаривали? – поинтересовался Хэлстон. Ему
было тридцать два года, он имел самую заурядную внешность. Однако его движения
отличались легкой, смертельной грацией, словно это была акула в образе
человека.
– Я говорил с человеком по имени Сол Лоджиа. Он сказал, что
вы знаете его.
Хэлстон кивнул. Раз Сол порекомендовал его этому человеку,
значит, все в порядке. Если же в комнате вмонтированы «жучки», то все, что
скажет старик Дроган, грозит ему серьезными неприятностями. – Кому я должен
нанести удар? Дроган нажал на какую-то кнопку на подлокотнике своего кресла, и
оно поехало вперед, издавая при этом шум, напоминающий жужжание мухи, попавшей
в бутылку. Приблизившись, Дроган обдал его мерзким запахом старости, мочи и
страха. Хэлстон почувствовал отвращение, но виду не подал, и лицо его
продолжало оставаться по-прежнему спокойным.
– Ваша жертва находится как раз у вас за спиной, – мягко
произнес Дроган.
Хэлстон отреагировал мгновенно. Зная, что от скорости
реакции зависела порой его жизнь, не только мозг, но и все тело постоянно
находилось словно начеку. Он соскочил с дивана, припал на одно колено,
повернулся, одновременно просовывая руку внутрь своего сшитого по специальному
заказу спортивного плаща, где в кобуре под мышкой висел опять же специальный
револьвер 45-го калибра. Секундой позже оружие оказалось у него в руке, он
целил в… Кошку.
Какое-то мгновение Хэлстон и кошка неотрывно смотрели друг
на друга. И это было неожиданно странно для Хэлстона, который не отличался
большим воображением и не был суеверен. В ту же самую секунду, когда он
бросился на колено и поднял револьвер, ему показалось, что он знает эту кошку,
хотя, будь это действительно так, он наверняка запомнил бы существо со столь
характерной внешностью.