Амфитеатр был уставлен складными стульчиками – по оценке
Мэри, от семисот до тысячи, но она считала, что зрителей будет самое большее
человек пятьдесят. Она видела механика, теперь в чистых джинсах и шерстяной
рубашке; рядом с ним сидела бледная, некогда красивая женщина, очевидно, жена.
Медсестра сидела одна в середине длинного пустого ряда. Задрав голову, она
рассматривала первые появляющиеся на небе звезды. Мэри отвернулась, чувствуя,
что если она и дальше будет смотреть на это грустное, вытянувшееся лицо, у нее
разорвется сердце.
Более знаменитые горожане пока еще не появлялись. Конечно –
завершив дневные труды, они скопились за сценой, прихорашиваясь и репетируя
свои реплики. Готовились к классному представлению.
Кларк молчал, пока они шли по заросшему травой центральному
проходу, вечерний ветерок ерошил ему волосы, и Мэри они показались сухими, как
солома. На лбу и в уголках рта у Кларка прорезались морщинки, которых она
прежде не видела. Выглядел он так, словно после ленча в Окридже похудел на
пятнадцать килограммов, никаких следов Нашпигованного Гормонами Мальчишки, и
Мэри решила, что он исчез навсегда. И еще решила, что ей это безразлично.
«Кстати, лапочка, а ты-то сама как выглядишь?»
– Где мы сядем? – спросил Кларк. Голос его был слабым и
равнодушным -голос человека, которому кажется, что все происходящее вокруг –
это сон. Мэри высмотрела официантку с лихорадкой на губе. Она сидела четырьмя
рядами ниже, теперь одетая в светло-серую блузку и хлопчатобумажную юбку, на
плечи был наброшен свитер.
– Там, – сказала Мэри, – рядом с ней. – Кларк, ни слова не
говоря, повел ее туда.
Официантка подняла глаза на Мэри с Кларком, и Мэри заметила,
что глаза у нее уже не бегают – все-таки облегчение. И тут же поняла, в чем
дело: она явно находилась в ступоре. Мэри опустила глаза, избегая этого пустого
взгляда, и заметила, что левая рука у официантки почти вся перевязана бинтом.
Мэри с ужасом осознала, что у нее не хватает одного пальца, а может, и двух.
– Привет, – произнесла девушка. – Я Сисси Томас.
– Привет, Сисси. Я Мэри Уиллнгем. А это мой муж, Кларк.
– Очень приятно, – ответила официантка.
– Ваша рука… – Мэри запнулась, не зная, как продолжить.
– Это Фрэнки. – Сисси говорила с глубоким равнодушием
человека, который едет на розовой кобыле по бульвару Мечты. – Фрэнки Лаймон.
Все говорят, что живым он был замечательный парень, а испортился, когда попал
сюда. Он был их первых… из пионеров, можно сказать. Я не знаю То есть не знаю,
был ли он когда-то хорошим. Я только знаю, что сейчас он самая гнусная сволочь.
А мне наплевать. Если бы только вам удалось уйти, и я сделаю это снова. И
вообще, Кристалл обо мне заботиться.
Сисси кивком показала на медсестру, которая перестала
изучать звезды и теперь смотрела на них.
– Кристалл очень хорошо заботится. Она вам устроит, если
хотите, -вам не нужно терять пальцы, чтобы застрять в этом городе.
– Мы с женой не употребляем наркотиков, – несколько
напыщенно заявил Кларк.
Сисси молча рассматривала его. Потом сказала:
– Так будете.
– Когда начнется представление? – Мэри почувствовала, что
окутавшая ее оболочка ужаса начинает рассеиваться, и это ее мало беспокоило.
– Скоро.
– А долго будет продолжаться?
Сисси не отвечала почти минуту, и Мэри готова была повторить
вопрос, думая, что девушка не расслышала или не поняла, но та сказала:
– Долго. То есть представление закончится в полночь, такое
есть постановление, но… они тянут долго. Потому что время здесь другое. Оно
может тянуться… ну, не знаю… думаю, если парни разойдутся, то может быть и год,
и больше.
Смертельный холод охватил руки и спину Мэри. Она попыталась
представить, как можно высидеть год на рок-концерте, и не смогла. «Это сон, и
сейчас ты проснешься», – сказала она себе, но эта мысль, достаточно
убедительная, когда они слушали Элвиса Пресли, стоя на солнце перед Волшебным
Автобусом, здесь утрачивала силу и доказательность.
– По этой дороге вы никуда не выедете, – говорил им Элвис
Пресли. -Она ведет прямо в болото Умпква. Никаких дорог здесь нет, только
лесные тропки. И зыбучие пески. – Он помолчал; стекла его темных очков на ярком
солнце отблескивали, как печные топки. – И вообще…
– Медведи, – добавил полицейский, похожий на Отиса Реддинга.
– Ага, медведи, – согласился Элвис, и губы его расплылись во
всезнающей улыбке, столь знакомой Мэри по телепередачам и фильмам. – И всякое
такое.
Мэри начала:
– Если мы останемся на концерт…
Элвис энергично кивнул:
– Концерт! О да, вы обязательно должны остаться на концерт.
У нас настоящий рок. Если не видели, то увидите.
– Истинный факт, – добавил полицейский.
– Если мы останемся на концерте… сможем ли мы уйти, когда он
закончится?
Элвис и полисмен обменялись взглядами, воде бы серьезными,
но как бы сдерживая улыбки.
– Ну, знаете, мэм, – протянул наконец былой Король
Рок-н-Ролла, – мы тут сидим в дыре, и публика к нам собирается очень медленно…
хотя любой, кто нас услышит, хочет остаться еще… и мы надеемся, что вы
останетесь тоже. Посмотрите несколько концертов и вкусите нашего
гостеприимства. – Он поднял очки на лоб, обнажив на мгновение окруженные
морщинами пустые глазницы. Потом снова появились темно-синие глаза Элвиса,
рассматривающие их с неподдельным интересом.
– Думаю, – сказал он, – вам даже захочется остаться
насовсем.
Звезд на небе прибавилось; сделалось уже совсем темно.
Оранжевые пятнышки выбегали на сцену, словно ночные цветы, и включали микрофоны
один за другим.
– Они дадут нам работу, – отстранено произнес Кларк. – Он
даст нам работу. Мэр. Который похож на Элвиса Пресли.
– Он и есть Элвис, – возразила Сисси Томас, но Кларк
по-прежнему рассматривал сцену. Он еще не был готов даже думать об этом, не то
чтобы слушать.
– Мэри будет работать в парикмахерской «Бибоп», – продолжал
он. – У нее учительский диплом и степень магистра по английскому языку, но
теперь ей предстоит Бог знает сколько времени подавать шампуни. На меня он лишь
взглянул и процедил: «А вы кто такой, сэр? У вас какая специальность?» -Кларк
подражал мемфийскому выговору мэра, и, наконец в окаменевших глазах официантки
начало появляться осмысленно выражение. Мэри показалось, что это был ужас.