– Мне нравится твоя шляпка. – Он подошел ближе, между нами осталось не больше дюйма пространства. Я знала, что он может почувствовать биение моего сердца. – Ты хорошенькая, как олененок.
Мои глаза закрылись от потрясения, когда его губы коснулись моих губ. Ничего приятнее я в жизни не ощущала.
– Идем, Майк! – позвал из холла другой мужчина.
Мы отодвинулись друг от друга. Я задержала дыхание. Его мозолистая ладонь погладила мою щеку.
– Ты в порядке? – спросил он.
Я кивнула. Он забудет обо мне в ту же минуту, как окажется на шоссе, но я навсегда запомню этот поцелуй. Остаток утра я то и дело проводила пальцем по своим губам.
После работы мы с Мэри Луизой остановились у моего дома, чтобы наполнить мамину кормушку для колибри. А потом пошли дальше, мимо девочек-скаутов в парке, за город. Миновав городскую черту, мы с ней легли на траву, пахнувшую сеном. В нескольких футах от нас высунулся из травы суслик. Было жарко и сухо, всегда было жарко и сухо. Вдали мы слышали рычание комбайна в поле. Я заложила руки за голову. Мэри Луиза жевала травинку. Мимо неслись облака, не задерживаясь надолго. Остальной мир смотрел MTV, а мы жили в повторе «Маленького дома в прериях». До школы оставалась еще неделя. Мне казалось, что мы можем умереть от покоя и тишины.
– Обещай, что мы выберемся отсюда, – сказала Мэри Луиза.
В первый день последнего года школы я надела юбку, подходившую к моему берету, и все таращились на меня разинув рты. Во Фройде те, кто не носил джинсы, казались мутантами. У нас с Мэри Луизой не было общих учебных курсов. И каждый раз, когда я видела ее, она была в компании Кита. Я старалась подойти к ней сквозь толпу растерянных новичков, но это не удавалось.
Зато общими были классы у меня и Робби. Он сидел через проход от меня, прямо как всегда в церкви. В глубине души я знала, что нравлюсь ему. Но я не доверяла этим внутренним ощущениям.
После уроков, в доме Одиль, я пила café au lait и размышляла над ее свадебной фотографией. Будет ли когда-нибудь какой-то мужчина смотреть на меня так же, как Бак смотрел на Одиль? Как Кит таращился на Мэри Луизу?
– Я теперь почти не вижусь с Мэри Луизой, – сказала я, задетая тем, что она отказалась от меня с такой же легкостью, как от курса математики.
– Дружба не всегда означает, что вы будете находиться в одном и том же месте в одно и то же время, – отозвалась Одиль. – Помнишь то время, когда ты была по уши занята Элли и мальчиками? Теперь пришла пора Мэри Луизы быть занятой. Первая любовь всегда такая. Она забирает все твое время.
– Вы так говорите, что любовь кажется пиявкой.
– Ну да, так и есть! – засмеялась Одиль.
– Нет, это не так! – пылко возразила я.
– Она вернется к тебе. Дай ей время.
Я вспомнила, как краснела Мэри Луиза, когда Кит обнимал ее.
А когда я подбиралась ближе, он сжимал ее талию и говорил:
– Пойдем.
И она шла за ним, потому что им хотелось остаться наедине. Мэри Луиза все получала первой. Первый поцелуй. Первую базу в бейсболе. Первую любовь.
– Завидовать совершенно нормально, – сказала Одиль.
– Я не завидую!
– Это нормально, – повторила она. – Только…
– Только – что?
– Старайся помнить, что и твой день придет, – неловко закончила она.
Да, верно.
Дома Элли приготовила на обед мои любимые блюда: стейк и жареную картошку с зеленым салатом. Все сначала съели салат, но я оставила его напоследок, чтобы за ним последовал кусочек сыра, как у парижан.
– Ты теперь намерена постоянно носить эту шляпку? – спросил папа.
– Это берет. C’est chic
[31].
– Но совсем необязательно не снимать его месяцами. Что, вонять тоже шикарно?
Я не обратила на него внимания.
– Le steak est delicieux
[32].
– Ты обдумала то, что я говорил о выборе колледжа? – спросил папа.
– Я тебе говорила, что хочу стать писателем.
– Писательство не профессия, – возразил он.
– Скажи это Даниэле Стил, – вмешалась Элли. – Она богаче Джонаса Иверса!
– Ты будешь учиться бухгалтерскому делу, – решил папа. – Нужно иметь запасной план.
– Запасной план? Ты думаешь, я потерплю неудачу? Ну, в любом случае тебя не касается, чему я учусь.
Он ткнул вилкой в мою сторону:
– Касается, если я буду платить.
– У тебя все сводится к деньгам.
– Одна из задач банкира, – продолжал он, – убедиться, что у каждого есть конкретный план.
Понятия не имею, как мы от прекрасного обеда перешли к ссоре из-за колледжа.
– Думаю, – вступила в разговор Элли, – твой отец хочет сказать, что ему приходилось видеть людей, потерявших свои дома, предпринимателей, потерявших свое дело, и он не хочет, чтобы ты пострадала так же, как они.
После ужина я ушла к Одиль.
– Когда вы были в моем возрасте, вы знали, кем хотите стать?
– Я любила книги и потому стала библиотекарем. И тебе нужно найти свою страсть.
– Папа хочет, чтобы у меня была профессия.
– И он не ошибается. Ты должна чувствовать себя живой, но должна понимать, что придется платить за все. Для женщины очень важно иметь собственные деньги. Я работала церковным секретарем и подсчитывала поступления. Тебе хочется иметь выбор.
– Мне просто хочется, чтобы он меня не поучал.
– Профессор Коэн всегда говорила: «Старайся принимать людей такими, какие они есть, а не такими, какими тебе хочется их видеть».
– И что это значит?
– Она говорила о моем отце. Она сказала, что для него на первом месте мои интересы, но я не могла ей поверить. Вы с твоим папой очень разные, но это не значит, что он тебя не любит и не беспокоится о тебе.
Перед зимним балом я твердила себе, что не важно, если никто не пригласит меня на танец. У парней во Фройде совершенно нет мозгов. Я найду свою половинку в Нью-Йорке, я уже отправила документы в университет. Там, где имеется пять миллионов мужчин, один уж точно мне понравится. Симона де Бовуар встретила Сартра, когда ей был уже двадцать один год.
В кафетерии Мэри Луиза бочком подошла ко мне и пригласила зайти к ней после обеда, чтобы посмотреть ее платье. Несколько месяцев она и не вспоминала о моем существовании. А теперь решила устроить спектакль.
– Не могу, – соврала я. – Много домашней работы.