— Зачем? — сдавленно прошептала женщина, сползая по холодной каменной стене темницы на пол.
Она задыхалась. Кажется, горло стало величиной с игольное ушко, и ни единого глотка воздуха не могло пробраться в грудь, объятую огнем, вдруг проснувшихся забытых чувств. Это было подобно удару, ослепившему, сбившему с ног. Мужчина, чья ненависть когда-то выжгла в душе последние чаяния на счастье, вдруг оказался там, где его не должно было быть, и костер, ставший углями, вдруг полыхнул с неожиданной силой.
— Не надо, — взмолилась лейра. — Прошу, не надо… Я не хочу!
Сейчас, когда время притупило жалящую боль, когда утихли переживания, став смирением, когда осталось лишь вялое существование и ожидание конца, вновь появился он. Словно безжалостный палач, разбередил старые раны и разбудил, уснувших было призраков.
— Боги, — всхлипнула Ирэйн и сжала голову ладонями. Она некоторое время раскачивалась из стороны в сторону, пытаясь выбраться из трясины, тянувшей ее на гнилое дно ненужных страданий, но поняла, что не справляется. Откинула голову и закричала, ударив сжатыми кулаками по полу: — Хватит!
Дверь темницы с лязгом распахнулась, и кто-то ворвался в сумрачное нутро узилища. Тень заслонила слабый свет, лившийся из маленького окошка под потолком, и сильные руки сжали голову лейры.
— Ирэйн, что с вами? — встревоженный смотритель крепости стоял на коленях напротив. — Ирэйн!
Она распахнула глаза, но сквозь муть слез не разглядела лица риора, только узнала голос. Чужое присутствие заставило взять себя в руки. Женщина мотнула головой, пытаясь избавиться от захвата, после стерла слезы и ответила неожиданно ровно:
— Я увидела крысу и испугалась. Со мной все хорошо. Простите, что потревожила.
Ни от захвата горячих ладоней, ни от всего смотрителя избавиться так и не удалось. Он несколько мгновений пытливо вглядывался в лицо узницы, после укоризненно покачал головой:
— Зачем вы лжете, Ирэйн? Вас так растревожила встреча с советником? Конечно, растревожила. Вы ведь знали его прежде. Он что-то вам сказал? Вас оскорбили?
Лейра закрыла глаза. Ее губы на миг скривила усмешка, и женщина отрицательно покачала головой.
— Нет, меня никто не оскорблял, риор Дин-Шимас, — ответила она, не открывая глаз. — Напротив, риор Дин-Таль был неожиданно мил.
— Тогда что так расстроило вас?
Ирэйн вновь посмотрела на своего надзирателя, и в ее взгляде затеплилась искра раздражения.
— Я же сказала — крыса, — повторила она. — Позвольте подняться. Пол холодный.
Риор подал узнице руку, помогая встать, но после ладони его скользнули на
узкую талию, и смотритель притянул к себе женщину.
— Ирэйн, — тихо произнес он, глядя на нее сверху вниз, — доверьтесь мне. Вы ведь знаете, что я испытываю к вам слабость. Отчего вы не позволяете сблизиться с вами?
Взгляд узницы остановился на пуговице, на мужской груди. Она не спешила поднять голову и взглянуть в глаза высокородному риору, зная какой ответ он ждет от нее.
— Ирэйн…
— Это лишнее, риор Дин-Шамис, — наконец произнесла лейра. — Я узница, вы свободны, хоть и заточены с нами в этой крепости. Вы можете подыскать более достойную любовницу. В конце концов, вы женаты, и обычаи Эли-Борга запрещают мужу смотреть в иную сторону, кроме той, где стоит его жена.
Она подняла голову, чтобы посмотреть на смотрителя, и ее подбородок оказался в захвате его пальцев. А в следующее мгновение губы обожгло порывистым поцелуем, лишенным нежности. Риор желал ее, желал давно. И чем больше проходило времени, тем неистовей становилось его желание, и сейчас его поцелуй стал отражением снедавшего мужчину вожделения.
Ирэйн мотнула головой, вырываясь из капкана чужих губ. Она уперлась кулаками в широкую грудь и с ответным неистовством выкрикнула:
— Нет!
— Почему?! — воскликнул он, задыхаясь от собственного возбуждения. — Почему — нет? Ради чего вы отталкиваете меня? Вы же видите, как я привязан к вам, Ирэйн…
Он не разжал объятий, продолжил удерживать женщину, бившуюся в его руках, словно птица, пойманная в силки.
— Зачем это сопротивление? — спросил риор, сжав плечи лейры. — Чего ради вы отказываетесь от единственной радости, что еще доступна вам? Я готов сделать для вас все, что пожелаете. Превращу в темницу в покои, одену в богатые наряды, приведу вам прислугу…
Хохот узницы оборвал мужчину.
— О да! — истерично вскрикнула Ирэйн. — Это все то, чего мне необходимо в моем замке. Наряды, прислуга, изысканные яства!
— Вы хотите свободы? Я смогу тайно вывозить вас из крепости, — горячо произнес смотритель. — Одно ваше слово, Ирэйн…
Она перестала вырываться. Опустила взгляд и устало вздохнула:
— Хорошо, — едва слышно произнесла узница. — Позвольте мне подумать.
— О чем тут…
— Прошу вас, — Ирэйн коротко коснулась мужской груди ладонью. — Не торопите меня. Я не готова к переменам. Дайге подумать.
— Хорошо, — чуть помедлив, ответил смотритель. — Я не буду торопить вас. Подумайте, и вы поймете, что жизнь, которую предлагаю вам я, намного лучше того существования, что вы влачите сейчас. — Затем вновь приподнял голову узницы за подбородок, коснулся губами ее щеки и отошел: — До вечера, моя дорогая лейра. Я приду за вами, чтобы сопроводить на прогулку.
— Да, конечно, — ответила женщина и выдавила полуулыбку.
Она еще некоторое время стояла, прислушиваясь к тому, как загремел засов, как прозвучат удаляющиеся шаги, наконец, добрела до лежанки и повалилась лицом в подушку, предоставленную смотрителем.
— Чтоб его пожрали твари Архона, — глухо произнесла Ирэйн. — Зачем мне еще и это?
После перевернулась на спину и уставилась пустым взглядом в потолок. Лейре вспомнился прежний смотритель. Это был уже не молодой, но все еще крепкий риор. Узницу он встретил пристальным взглядом. Оглядел с ног до головы, после прочитал послание от лиори, вновь оглядел и спросил:
— На пирах не сиделось? Прискучили песни бардов, решили изменой развлечься? Чего уж теперь слезы лить, доигрались, лейра Дорин. Ваши новые покои ожидают вас, милости просим, — в его голосе не было издевки, несмотря на слова, смотритель попросту подвел черту между прошлым и будущим. А когда дверь темницы закрылась за узницей, задвинул засов, словно ставя точку в конце пути еще совсем юной женщины…
Он не проявлял к лейре ни симпатии, ни неприязни. Вообще не замечал ее среди остальных заключенных, отправленных в Тангор в те дни. Условия содержания, предписанные госпожой, исполнялись в точности. Вольностей и поблажек не было, как не было пренебрежения. Риор никогда не назначал себя в провожатые, не лез с беседой, не пытался разобрать на части ее душу, и уж тем более не заглядывался на тело. Ирэйн такой подход был понятен, и она не имела ни возражений, полностью принимая свою кару. Впрочем, ей самой тогда ни до кого не было дело.