Миссис Аткинс была полной брюнеткой с непокорными волосами и незаурядным темпераментом. Она, кроме того, оказалась прирожденным конспиратором.
Маргарет еще не успела до конца объяснить проблему, как Сельма Аткинс уже предложила создать телефонный комитет. Она записала несколько самых обнадеживающих имен и сказала:
– Но если мы даже уложимся в рамки разрешенного веса, то как мы доставим эту махину на корабль?
Маргарет задумалась:
– Но что в этом особенного? Мы просто покажем, что суммарный вес не превышает норму, и передадим рояль грузчикам, которые и доставят его в багажный отсек.
– Чарльзуорси никогда не пойдет на это, дорогуша. Он и так страшно злится из-за того, что приходится отказываться от необходимого научного и технического оборудования. Да он только посмотрит на эту тысячу четыреста восемь фунтов и скажет: «Мы можем вместо этого хлама взять на борт запчасти для атомного генератора!» Муж говорит, что ему пришлось высверливать отверстия в стенках ящиков, чтобы сэкономить на жалких унциях!
– Но как же тогда…
Сельма щелкнула пальцами.
– Я знаю как! Через Оззи Лукана!
– Лукана?
– Да, это директор по хозяйственной части корабля, – сказала Сельма. – Ну, помните, такой здоровенный рыжеволосый мужчина. Он на первом собрании рассказывал, как паковать вещи и как пользоваться контейнерами.
– Да, да, – сказала Маргарет. – И что?
– Он женат на старшей дочери одной из моих двоюродных сестер. Нет ничего лучше небольшого семейного давления. Я займусь этим.
– Но разве он не доложит об этом доктору Чарльзуорси? – спросила Маргарет.
– Ха! Вы не знаете мою кузину Бетти!
Через некоторое время пришел доктор Линдквист с двумя консультантами-психиатрами. Они провели с Дэвидом около часа, а потом спустились в кухню, где Маргарет и Рита заканчивали фотографировать кулинарные рецепты. За врачами по лестнице спустился Дэвид и остановился в дверях.
– Мальчик оказался крепче, чем я думал, – сказал Линдквист. – Вы уверены, что ему не говорили, что он сможет взять с собой рояль? Надеюсь, вы не ввели его в заблуждение просто для того, чтобы он лучше себя чувствовал?
Дэвид нахмурился.
– Доктор Чарльзуорси отказался брать на борт рояль, когда я его об этом попросила. Но он отправил двух мастеров на фабрику «Стейнуэй», так что нам сделают точную копию рояля.
Линдквист обернулся к Дэвиду:
– Ты согласен с этим, Дэвид?
– Я все понимаю насчет веса, – поколебавшись, ответил мальчик.
– Ты говоришь, как взрослый человек, – похвалил его Линдквист.
Когда психиатры ушли, Рита обратилась к Маргарет:
– Мама, ты же солгала им!
– Нет, не солгала, – произнес Дэвид. – Мама сказала чистую правду.
– Но не всю правду, – сказала Маргарет.
– Это то же самое, что ложь, – возмутилась Рита.
– Прекрати! – вспылила Маргарет, потом добавила: – Дэвид, ты точно хочешь оставить дома свои тексты, набранные «брайлем»?
– Да, это целых шестнадцать фунтов. Мы возьмем комплект для перфорации и машинку Брайля. Я смогу напечатать все нужные копии, если Рита мне продиктует текст.
К трем часам они уже имели неохотное согласие Освальда Лукана на контрабандный провоз рояля в багажном отсеке корабля, если удастся компенсировать вес с точностью до унции. Однако на прощание Лукан сказал:
– Старик не должен даже догадываться об этом. Он и так кипит по поводу оборудования, от которого пришлось отказаться.
К половине восьмого Маргарет включила в свои подсчеты первые пожертвованные фунты: шестьдесят один человек отказался от двухсот семи фунтов и семи унций. «Этого мало с каждого человека, – подумала Маргарет. – Но я не имею никакого права обвинять этих людей. Мы все так привязаны к своим вещам. Так трудно расстаться со всеми этими безделушками, которые будут связывать нас с прошлым, с Землей. Где-то надо найти еще вес». Она принялась думать, чем еще можно пожертвовать, но быстро поняла, что несколько лишних фунтов не спасут положение.
К десяти часам утра следующего дня она уже могла рассчитывать на пятьсот пятьдесят четыре фунта и восемь унций, пожертвованных ста шестьюдесятью будущими колонистами. Но помимо этого ровно двадцать человек ответили на просьбу решительным отказом. Страх, что кто-то из этих двадцати может выдать тайну, сковал Маргарет.
Дэвид тоже погрузился в мрачное отчаяние. Он сидел за роялем в музыкальной комнате. Маргарет присела за его спиной на свой любимый стул. Одной рукой Дэвид нежно касался клавиш, подаривших Морису Хэтчеллу бессмертную славу.
– Получается меньше четырех фунтов с человека, да? – спросил Дэвид.
Маргарет потерла щеку.
– Да.
Раздался тихий аккорд.
– Ничего у нас не выйдет, – сказал Дэвид и провел рукой по клавишам. – Не знаю, имеем ли мы право просить людей отказываться от дорогих им вещей, ведь они и так пожертвовали…
– Не надо, Дэви.
Он не стал возмущаться, что его назвали уменьшительным именем, и снова коснулся клавиш. По комнате поплыла чарующая мелодия Дебюсси.
Маргарет закрыла лицо руками и тихо заплакала от усталости и отчаяния. Мелодия, которую теперь играл Дэвид, плакала еще горше.
Он встал, закрыл крышку рояля, поднялся к себе и тихо закрыл дверь спальни. От этого смирения Маргарет стало не по себе.
От мрачных мыслей Маргарет оторвал телефонный звонок. Она приняла вызов по портативному аппарату в холле. На экране появилось лицо Сельмы Аткинс. Вид у нее был расстроенный.
– Мне только что позвонил Оззи, – выпалила она. – Кто-то обо всем доложил Чарльзуорси.
Маргарет прижала ладонь к губам.
– Вы сказали мужу, что мы делаем? – спросила Сельма.
– Нет. – Маргарет отрицательно покачала головой. – Сначала я хотела сказать, но побоялась, не зная, как он на это отреагирует. Вы же знаете, они большие друзья с Чарльзуорси.
– Вы думаете, что он мог настучать на собственную жену?
– Нет, но он мог…
– Ну, в общем, он уже на ковре, – сказала Сельма. – Оззи говорит, что все здание просто трясется. Старик бушует от ярости – кричит на Уолтера, и стучит кулаком по столу, и…
– Чарльзуорси?
– Ну кто же еще? Я позвонила, чтобы предупредить вас. Он…
– Но что же нам теперь делать?
– Мы пока затаимся, дорогая. Мы отступим и перегруппируемся. Позвоните мне сразу после того, как переговорите с мужем. Может быть, нам удастся придумать что-то другое.
– Ради нас пожертвовали частью своего багажа больше половины колонистов, – сказала Маргарет. – Это означает, что все они на нашей стороне…