Клуб призрачных отцов - читать онлайн книгу. Автор: Мэтт Хейг cтр.№ 21

– Что ты имеешь в виду, Филип?

– Твоё лицо. Твоя шея. Твои руки.

– Всего лишь немного Сен-Тропе.

– Это всё для него?

– Нет. Нет, нахалёнок. Это для меня.

– Почему? Зачем он оставил её там?

Я указал на его удочку, прислонённую к холодильнику.

– Знаешь, иногда ты будто сплошной большой знак вопроса, Филип, если честно, – сказала Мама.

– Ты любишь его? – спросил я.

Шёпотом, чтобы и я был тише, Мама сказала:

– Филип.

– Теперь он собирается остаться здесь навсегда, так?

Она сказала:

– Филип, прекрати.

– А как же Папа?

– Филип, пожалуйста.

Дядя Алан, большой синий великан, вошёл в комнату и, подняв брови, прервал наш разговор:

– Ну что, поехали? – сказал он.

Он улыбнулся своей специальной Улыбкой для Мамы, от которой она сразу приосанилась и приподняла подбородок, как кошка.

Он подошёл, поцеловал её в щеку и хлопнул по заднице – так Дядя Алан говорил, что он теперь новый Король Замка.

– Я немного задержусь сегодня, – сказал он.

Мама бросила на меня испуганный взгляд, и взгляд этот означал, что Дядя Алан останется здесь навсегда, и она сказала:

– Хорошо, о’кей.

Я пошёл вслед за синим великаном вниз, думая, что могу убить его, что я могу убить его. Мы вышли на улицу под дождь, он пикнул ключами, и я забрался в машину, ненавидя это ощущение быть мокрым в сухой машине, лучше б я шёл под дождём. Дядя Алан сидел рядом со мной, отодвигая своё сиденье назад, и капли дождя стекали по его лицу, как слёзы.

Он повернул ключ, разбудил машину, и сказал:

– Машины, Филип, они как люди. У них характеры разные, вот эта, например, старая брюзга, которая не слишком-то бойкая по утрам, – сказал он.

«Только не пытайся быть милым со мной, не пытайся быть хорошим», – думал я.

Он включил обогреватель и дворники, которые не справлялись с дождём, и вглядывался в дорогу, наклоняясь и щурясь, а потом сказал:

– Ты не очень-то уверен насчёт меня, да, Филип?

– Что? – спросил я.

– У тебя есть какие-то сомнения? – сказал он.

Он выехал на дорогу.

Я ничего не ответил.

– Я не твой Отец, Филип. Я никогда им не буду, – сказал он.

Я молчал.

– Я очень пекусь о твоей Маме. О вас обоих, – сказал он.

Дождь, дворники, дождь, дворники, дождь.

– Я знаю, что ты хочешь для неё как лучше, и я тоже, – сказал он.

Слова, вода, слова, вода, слова.

– Я не делаю вид, как будто это легко для тебя, – сказал он.

Убийца Отца. Погромщик Паба. Мамин трахальщик.

– Почти приехали, – сказал он.

– Высади просто здесь, – сказал я.

– Я могу довезти тебя до ворот, – сказал он.

– Ничего, так нормально, – ответил я.

– Ты же промокнешь, парень, – сказал он.

– Ничего, так нормально, – ответил я.

– Я подброшу тебя до ворот, – сказал он.

– Я здесь могу выйти, – сказал я.

– Это ж совсем рядом, за клумбой, – сказал он.

– Я хочу выйти, – сказал я.

– Господи Иисусе, – сказал он.

Он остановил машину на дороге, машина сзади недовольно загудела. Я отстегнул ремень безопасности, вышел из машины и сказал: «Пока», он ответил: «Пока», как эхо, тронулся и поехал, наблюдая за мной. Я завернул за угол, и вот уже школа. Я замедлил шаги, потому что сегодня у нас должно было быть Регби. Я позволил дождю сыграть свою мелодию на моей куртке, в то время как другие пробегали мимо меня через дорогу к школьным воротам, прутья которых оскалились, как зубы, и готовы были съесть ещё один день у них и у меня.

К большой перемене дождь уже перестал, поэтому мы сели на мокрой траве у забора на краю поля в ста милях от школы. Шум мальчишек, игравших в футбол, доносился издалека, как птичий гомон, и Лия дёргала траву из земли, как будто волосы, поэтому земля становилась всё более коричневой и менее зелёной. Я рассказал ей о том, что у Мамы и Дяди Алана был секс. Она сказала:

– Жесть.

Я думал о том, что должен убить Дядю Алана, но сказал:

– Ты убежишь со мной?

– Убежать? Ты псих?

– Сможешь?

– Куда?

– Куда-нибудь, просто куда-то, где хорошо.

– Куда?

Я пытался думать о местах, где было хорошо. Я думал о Сандерленде, который не очень-то и хорош, и о местах, где я бывал на каникулах, типа Родоса и Орландо, и Майорки, которые хороши, но они за границей и слишком далеко, и поэтому я сказал:

– Ноттингем.

Лия на секунду перестала вырывать траву, посмотрела на меня и спросила:

– Ноттингем?

Я ответил:

– Или Дерби, или Линкольн.

– Ноттингем, или Дерби, или Линкольн?

– Да.

Она сказала:

– Это слишком близко. Как насчет Скегнесса?

Только она произнесла это как «Скег насест», как будто Скег – это птица, а мы могли бы жить на её насесте. А потом она рассказала мне о Сестре своего Отца, которая убежала в Новую Зеландию, и что она тоже хочет когда-нибудь жить в Новой Зеландии.

Я спросил:

– Ну что, ты хочешь это сделать?

Она долго-долго ничего не говорила, и смотрела с грустью в глазах, она так же смотрит, когда говорит о своём Отце, но после долгого молчания она сказала:

– Нет.

– О’кей, – сказал я.

И тогда прозвенел звонок, тихо, но недостаточно тихо, и мы пошли по полю обратно в школу.

Папа ходил в мою школу, когда был маленьким, потому что он прошёл экзамен, а Дядя Алан экзамен завалил, поэтому он пошёл в школу для тормозов, а папа пошёл в умную, в гимназию, и в умных школах тогда играли в регби, а в тормознутых – в футбол.

Теперь наша школа – не умная и не глупая, она и то, и другое, но всё ещё хочет быть гимназией и прикидывается крутой, поэтому мы играем в Регби, а Регби – самый тупой спорт в мире. Он глупее Крикета и Английской лапты.

Я стоял на линии у больших Н-образных ворот. Я играл с мальчишками в Регби на физкультуре и чувствовал себя гладиатором в Колизее, который должен умереть.