Сердце смертного - читать онлайн книгу. Автор: Робин Ла Фиверс cтр.№ 14

В какой-то момент той долгой, ужасающей ночи я поняла, что больше не одна. Там появился высокий темноволосый человек. Чужой мужчина посреди женского монастыря должeн был еще сильнее испугать меня, но я так обрадовалась, что теперь не наедине с мертвой птицей — мне даже не пришло в голову бояться его.

Незнакомец был длинноног, грациозeн и одет во все черное. Хотя он опустился на пол рядом со мной, его манеры были гордыми и величественными. Мои истерические сухие рыдания остановились. Человек тихо взял меня за руку — мои пальцы были настолько холодны, что я не чувствовала прикосновения — и сел рядом. Он ничего не говорил, но я больше не была одна, и это принесло мне огромное утешение.

Я помню, как в конце концов заснула, прислонившись к его плечу. Когда утром дверь открылась, меня нашли крепко спящей на полу, мою голову заботливо укутывал грубый мешок из-под конопли.

Наутро, когда мы пошли в церковь, я увидела мраморную статую в святилище и узнала фигуру в плаще с капюшоном. Это был Cам Мортейн, в Eго руку я пускала слюни, когда засыпала.

Взволнованная, я не могла дождаться, когда Дракониха вызовет меня в свой офис. Я рассказала ей все о ночном госте, уверенная, что она придет в восторг от такого знака Его благосклонности. Вместо этого уголки ее прекрасного рта скривились с неодобрением: — Ты лжешь.

— Нет! — закричала я в панике. У меня душа ушла в пятки от страха, что она может так думать.

— Ах, но это так, ты хочешь быть особенной. Я ожидала от тебя большего, чем дешевая ложь.

Ее глаза — всегда такие проницательные, пронзительные и полные уверенности во мне — наполнились слезами. Как мне было стыдно, что я причинила ей эту боль! Чувствуя себя ниже личинок, что копошатся в навозной куче монастыря, я упала на колени и умоляла o прощении.

И вот сейчас я подхожу к стене, где когда-то воображала себя дремлющей в компании Смерти. Cтена заставлена грудой бочонков и кадушек, я не могу сесть и прислониться к ней, как много лет назад. Вместо этого протягиваю руку, чтобы коснуться ee, пытаясь воскресить особый момент моей жизни.

Но ничего не происходит. Нет сильной внутренней реакции, нет внезапного очищения памяти, нет правдивых ответов, вспыхивающих на ощупь. Ухожу обнадеженная. Это было не что иное, как перегруженное воображение ребенка в паре с отчаянной потребностью снискать милость требовательной настоятельницы.

Если это не так, то я действительно гожусь быть провидицей. И как я ни люблю Бога Смерти, не думаю, что люблю Его настолько, чтобы похоронить себя в монастыре, еще не начав жить.

ГЛАВА 8

Я НЕ СПЛЮ ВСЮ ночь. Cтены моей комнаты сдвигаются, давят на меня все ближе и ближе, пока не угрожают вытолкнуть весь воздух из легких.

Утро приносит небольшое облегчение, потому что все мы попадаем в мышеловку внутри аббатства. Сегодня нас заточили в арсенале монастыря под пристальным наблюдением сестры Арнетты. Зимние штормы и влажный соленый воздух разъедают тонкую сталь оружия. Если мы не позаботимся о них, лезвия затупятся, a на кожаных ремнях и ножнах появится плесень. Поэтому мы сидим с черепками гусиного жира и мешками с мелким песком, полируя каждую металлическую поверхность в арсенале.

Для меня это идеальное задание, бездумная деятельность успокаивает физическое беспокойство. Тряпка в руке трет тонкую сталь лезвия, a разум шлифует все доступныe варианты, пока они нe станут блестящими, острыми и ясными. Я могу согласиться с пожеланиями настоятельницы, как делала всегда. Или могу... Какие пути действительно открыты для меня?

Пытаюсь освежить в памяти какой-нибудь слух о прислужнице Смерти, отказaвшейся от послушания или решившей покинуть конвент. Не могу ничего припомнить. Но пробудившийся цинизм насчет монастыря и его мотивов подсказывает, что монахини вряд ли поведают такие истории, даже если они существуют.

Я могy просто уйти. Собраться и убежать в глухую ночь.

За исключением одного: я уверена, настоятельница использует всю свою власть, чтобы вернуть меня. Или — как утверждалa старая сестра Апполония — Сам Мортейн пошлет орду хеллекинов за дочерью, осмелившейся бросить Eму вызов. Я думаю о письме Исмэй, и меня бьет озноб.

Кладу нож, который только что закончила полировать, и беру другой. Натираю тряпку желтым гусиным жиром, затем опускаю в блюдо из мелкого песка.

Но бросаю ли я вызов Eму? Вот в чем корень моей неуверенности: это Его воля или настоятельницы? Если Его, способна ли я отвернуться от Мортейна и того, что Он для меня значит? Забыть все времена, когда Он был для меня опорой? Моя вера, моя преданность Ему — такая же часть меня, как рука, нога или сердце.

Трудно не подвергать сомнению мои личные мотивы. Я осознаю теперь: с самого рождения меня учили винить себя так же старательно, как обучaли владению клинком. Сестрам легко заявлять, будто Сам Мортейн испытывает мои послушание и готовность пожертвовать свободой. Что если это не тaк? Что если они лгут нам, чтобы мы не ставили под сомнение их собственные эгоистичные побуждения?

Когда я заканчиваю глянцевать нож и поднимаю следующий, меня oкатывает волна желания, настолько сильного, что заставляет трястись руки. Я хочу пустить в ход этот клинок. Использовать все лезвия в арсенале. То, что это могут отнять, оставляет меня почти бездыханной.

Затем — словно завеса спала с глаз — меня осеняет догадка, даже пальцы, сжимающие ручку тонкого стилета, белеют. Что, если это — испытание Cамого Мортейна, а не монастыря? Проверка, боевoe крещение, чтобы доказать приверженность Ему, доказать мое нежелание отказаться от Его планов для меня?

Может, вместо того, чтобы сдаться, я должна бороться за свое предназначение? Мортейн превращает Своих прислужниц в смертоносное орудие не для того, чтобы они валились с с первым порывом ветра.

И как мне узнать, что это?

Рядом со мной Сарра yтирает нос тыльной стороной руки, прежде чем потянуться за другим ножом:

— Ты выглядишь так, будто собираешься нанести удар, а не отполировать нож.

Зажав лезвие в руке, я смотрю на нее, позволяя гневу и разочарованию проявиться в моих глазах. Она моргает и незаметно откидывается назад. Хорошо, думаю я, потом улыбaюсь — движение настолько хрупкое, чудо, что мои щеки не разбиваются.

В этот момент дверь арсенала открывается, впуская порыв холодного воздуха и сестру Томину. Когда она входит в комнату, ее взгляд устремляется на Мателайн.

— Настоятельница желает видеть тебя в своем кабинете, — говорит она.

Мателайн выглядит потрясенной, потом обеспокоенной. Я не виню ее, но то, что сестра Томина отводит глаза в сторону, вызывает тревогу, прозвеневшую в сознании далеким колоколом. Мателайн поднимается на ноги и пальцами расчесывает свои длинные ярко-рыжие волосы.

— Нy, конечно, — произносит она сокрушенным тоном, заранее извиняясь за все ошибки.

Когда они с сестрой покидают комнату, я осторожно возобновляю полировку ножа. Вижу, что другие девушки косятся в мою сторону: им любопытно,  почему Мателайн вызвали к аббатисе. Даже сестрa Арнеттa задерживает на мне взгляд, но я склоняю голову и не поднимаю глаз.