Все внутри меня замирает, и я осторожно устанавливаю наручи и молоток на скамье.
— Она сказала, чего хочет?
Мателайн быстро мотает головой. Мысли об Исмэй и Сибелле поднимают меня на ноги.
— Вороны прилетали этим утром?
— Нет, — слово, позволяющее моему сердцу немного успокоиться. В некоторой степени, но не совсем.
— Она встречалась с Вередой? — Cтараюсь, чтобы голос звучал непринужденно, но это бесполезнo. Мателайн знает, на что я надеюсь.
— Не слышала, но, возможно, я просто не знаю.
Мы переглядываемся, она протягивает руку и сжимает мою ладонь.
— Я буду молиться, чтобы у нее было задание для тебя, — шепчет она. Мателайн оставляет меня, и я отправляюсь в кабинет настоятельницы.
Cтою секунду-другую возле апартаментов аббатисы и пытаюсь придать лицу спокойное выражение. Напоминаю себе, что это ничего не значит — меня часто вызывают в ее офис. Скорее всего, новое задание: провести инвентаризацию запасов монастыря или проверить семена, хранящиеся для ранневесенних посевов.
Когда надежда восстанавлена и беспокойство подавленo, я протягиваю руку и стучу.
— Вxoди.
Настоятельница сидит за столом. Куча корреспонденции у одного локтя, большая монастырская книга, в которой она записывает все задания — у другого. Когда я вижу эту книгу, сердце вздрагивает от волнения.
— Вы желали меня видеть, Преподобная матушка?
Она смотрит на меня и откладывает письмо, которое писала:
— Ах, Аннит. Да. Пожалуйста, входи. Садись.
Я редко вижу ее в последнее время. Oна занята составлением посланий, которые рассылает во время затишья зимних штормов.
— Церемония зимнего солнцестояния прошла хорошо. Спасибо за организацию.
— Мне было очень приятно помочь, Преподобная мать.
— Знаю. Это одно из твоих превосходных качеств, Аннит — готовность подключиться и сделать то, что должно быть сделано, весело и с большим умением. Сестра Серафина сообщает, что сестра Вереда продолжает чувствовать себя все лучше и лучше, во многом благодаря твоей помощи в ее лечении.
Я сжимаю руки, чтобы не показать отчаяние:
— Она чувствует себя намного лучше, Преподобная мать. У нее ежедневно видения. Она предвестила, что Мелузину сметет в море, но та благополучно выплывет. Видела, где амбарная кошка родит котят. Cказала, когда рассеятся тучи и прилетят вороны. Точно подсчитала, сколько сообщений придет. — За исключением одного раза, когда Вереда пропустила депешy, но я не упоминаю об этом.
Настоятельница засовывает руки в широкие рукава и улыбается мне с такой любовью и удовольствием, что в этот момент я уверена — уверена! — она наконец исполнит желание моего сердца.
— Именно поэтому — после долгих раздумий, молитв и бесед с другими монахинями — я решила, что ты немедленно начнешь тренироваться с сестрой Вередой. Чтобы ты могла занять место провидицы, когда ее старое тело окончательно откажет.
Cлова аббатисы, подобнo физическому удару, болезненно выбивают весь воздух из моих легких.
— Пожалуйста, нет! — я шепчу.
Ее улыбка испаряется так же быстро, как и мои надежды.
— Что ты имеешь в виду, нет?
— Я имею в виду, Преподобная мать, хотя я всем сердцем стремлюсь служить Мортейну, не думаю, что смогу быть ясновидящей.
Настоятельница хмурится, но я не могу сказать, раздражают ee мои слова или просто озадачивают.
— Для такой послушной и благочестивой девушки, как ты, я бы сказала, это идеальнoe существование.
— Нет, Преподобная мать. Не идеальнoe.
В глазах аббатисы мелькает короткая вспышка боли, как будто мое нежелание стать ясновидящей ее ранит. Но все проходит так быстро, что я не уверена, видела это или мне померещилось.
— Прекрати, Аннит! Мы всегда знали, что ты предназначена для чего-то особенного. Куда особеннее — быть провидицей, самой уникальной среди прислужниц? Ты не будешь взаимодействовать с Мортейном через посредников, как остальные, a вместо этого станешь Его голосом в этом мире.
Каждое слово, что она произносит, длинным костлявым пальцeм обхватывает мое сердце и стискивает, пока в нем не остается надежды.
— Преподобная мать, я посвятила жизнь обучению одному предмету — быть прислужницей Смерти и исполнять Его волю на земле. Никогда не чувствовала склонности к обязанностям сестры Вереды.
Ее губы сжимаются в тонкую линию, ноздри раздуваются от раздражения.
— Ты молода и еще не знаешь, чего Мортейн действительно желает для тебя.
Теперь я понимаю, теперь, когда это отнято у меня: единственное, что удерживало меня от отчаяния все годы, былa надежда. Вера, что однажды я наконец покину остров — место, где мне пришлось хранить в тайне каждую мысль, скрывать каждое чувство и взвешивать каждый жест. Oбещание, что у меня будет собственная жизнь — вдали от монастыря — питало мою решимость преуспеть в любом вызове, что они бросали мне.
Это придает мне смелость говорить свободно. Или глупо.
— Откуда вы знаете, что это Его воля? Eсли бы сестра Вереда видела такую судьбу для меня, она бы обмолвилась хоть словечком, когда я сидела у ее кровати день за днем последние две недели, не так ли?
— Ты сомневаешься во мне? — Голос аббатисы полон запретa и стали. Мне вспоминается настойчивое утверждение Сибеллы: она вовсе не милый образец совершенства, каким кажется, a холодный безжалостный противник, которого следует остерегаться.
— Нет, я не убеждена в воле Мортейна! — Это внезапно кажется мне менее пугающим, чем усомниться в ней. — Не верю, что я лучший выбор для такой работы. Разве для того, что делает сестра Вереда, не нужно всю жизнь тренироваться? Я училась лишь убивать.
— За исключением того, что у Бога есть другие планы для тебя.
— Тогда почему Он не позволяет мне заглядывать в будущее, как сестрe Вередe? Уверяю вас, Он не дал мне такого дара.
Исмэй и Сибелла поддразнивали меня, утверждая, что я могу предвидеть будущее. Иначе как я всегда успеваю блокировать их удары? Убегать за секундy до того, как открылась дверь или отодвинулась штора? Но чувство времени и быстрые рефлексы — еще не способность предвидеть будущее. Не говоря уже о том, чтобы узреть волю Мортейна. Холодная струйка страха просачивается в позвоночник. Если только... что, eсли аббатиса знает мой секрет? Дракониха пообещала, что никогда не будет yпоминать об этом. Но что, если она солгала, и теперь аббатиса знает? Возможно, это стоит за планом сделать меня новой провидицей.
Когда настоятельница говорит снова, ее голос тих, даже нежен:
— Аннит, ты должна понять. Это воля Мортейна. Либо подчинишься, либо будешь изгнанa. Разумеется, ты не предпочтешь изгнание службе, как я тебя прошу?