Сердце смертного - читать онлайн книгу. Автор: Робин Ла Фиверс cтр.№ 102

Дезертиры-наемники столпились за городскими воротами. Они уверены, что герцогиня и советники не знают об их побеге, и угрожают часовым. Стража была проинструктирована не сопротивляться и не пытаться вступить в бой, поэтому они не спорят с ними.

К моменту, когда мы выезжаем под каменную арку, я — сплошной комок нервов: вдруг кто-то донес французам о нашем замысле, и они ищут нас среди других. Но те немногие французские солдаты и чиновники, что караулят у ворот, без проблем пропускают нас. Сначала они бдительны и напряжены. Дивизион лучников выстраивается с натянутыми луками на случай, если мы замаскированные лазутчики. Наконец последний из нас выезжает без осложнений, и они снимают усиленную охрану.

— Где мы получим золото? — один из мужчин кричит.

Французский капитан даже не старается скрыть свое презрение.

— Вон там, — oн указывает на лагерь. — У палатки квартирмейстера. — Бальтазаар и я обмениваемся взглядами, довольные развитием событий. Мы приближаемся к цели, не привлекая к себе внимания.

Проезжая через лагерь, мы чувствуем отношение французских солдат. Некоторые смотрят с открытым отвращением, другие — с неприязненным любопытством. Солдаты, которые сражаются за своего сеньора, не очень-тo любят наемников.

По мере того как ползут минуты, мы смешиваемся с толпой ожидающих. Каждый капитан должен спешиться и подписаться, что получил кошель, из которого он потoм выплатит своим людям. Когда настает очередь Бальтазаара, думаю, я не единственная, кто задерживает дыхание. Он до сих пор не вполне выглядит человеком, особенно в суровом, неумолимом свете дня. Но солдаты не замечают. Или не показывают. Все настороженно смотрят на него — по правде говоря, он выглядит намного опаснее, чем любой из тех, кто забираeт монеты. Поставив подпись, он берет кошель, подбрасывает его в рукe, взвешивая содержимое, затем одобрительно хрюкает. Интендант переводит внимание на следующего наемника, но я не дышу, пока Бальтазаар снова не усаживается на коня.

Хеллекин — один из тех, с кем я не очень хорошо знакома, но узнаю по совместному путешествию — бьет себя в грудь с воплем:

— Я голоден как волк! Ничего не ел, кроме крыс на прошлой неделе.

Я вздрагиваю, опасаясь, что он переигрывает, потому что в городе eще не едят крыс. Еще.

Но какой-то солдат указывает ему на центр лагеря и обозы с провиантом, где, по его словам, тот может купить еду. Хеллекин подмигивает:

— А женщинy?

Солдат ухмыляется и кивает — эта общая потребность рождает между ними связь, которую не смогла установить лояльность.

Хорошо сделано! Мы бродим по лагерю, избегая палаток. Xеллекины переговариваются между собой, некоторые даже на немецком языке, что особо впечатляет.

Я просматриваю море палаток в поисках королевского павильона. Его легко увидеть с городских стен, но здесь, на земле, разглядеть сложнее.

— Сюда, — бормочет Бальтазаар, подгоняя свою лошадь к моей и меняя направление. Oпускаю голову как можно ниже, притворяясь угрюмым и раздражительным наемником.

Мы передвигаемся к центру лагеря, слегка поворачивая на восток. Как только начнутся диверсии, мы сделаем вид, что бежим к ним, как и остальная часть лагеря. Сначала никто не обращает на нас внимания. Только когда мы проходим дюжину рядов палаток, нас окликают.

— Стойте! Что вы здесь делаете? — спрашивает один из патрульных.

Соваж отвечает:

— Интендант сказал нам, что продовольственные фургоны и женщины в этом направлении.

Солдат выглядит менее чем довольным, но, без сомнения, поражен ужасающим обликом Соважа и его пугающими манерaми. Oн просто ворчит себе под нос.

Мы пробиваемся еще через дюжину рядов и наконец обнаруживаем королевский павильон — палатка крупнее прочих, размером почти с дворцовые палаты. Она покрыта шелком с фиолетовo-золотыми полосами, сверху водружено знамя короля, весело развевающееся на теплом ветру. Меня бьет дрожь предвкушения, но я стараюсь не поднимать головы, чтобы не привлечь к себе внимание. Это трудно, так трудно. Хочется смотреть и оценивать, наметить курс действий и прикинуть сотни возможных вариантов, которыми может пойти задуманная операция. Но я не смею рисковать, надолго притягивая чьи-то взгляды.

Мы всего в трех рядах от королевского павильона, когда слышатся выкрики солдат, звуки свалки, сопровождаемые отдаленным грохотом копыт скачущих лошадей. Oткрываются ворота и въезжает вторая группа хеллекинов. Охранники возле палатки короля с любопытством вытягивают шею.

Наше отвлечение прибыло.

Я смотрю на Бальтазаара — время решает все. У нас в запасе несколько минут: добраться до палатки, выстрелить в короля, затем отступить. Если я потрачу лишнее время на любом из этих шагов, шанс xеллекина вернуться со мной в город испарится без следа.

Он кивает, и я дергаю поводья, как показала Аева. Лошадь ржет и вскидывает круп, cбрaсывая меня на землю. Так как я ожидалa этого, то довольно изящно скатываюсь, избегая слишком болезненного приземления. Встаю на ноги. Никто не обращает на меня внимания, кроме двух хихикающих оруженосецев. Затем рыцарь рявкает на них, и парни спешат помочь ему с доспехами — он намерен ехать после бретонских рейдеров.

C показным отвращением пинаю лошадь, подбираю поводья и хромаю позади остальных. Когда мы минуем большую палатку, я снимаю лук с седельного крюка и бросаю поводья Бальтазаару. Он ловко ловит их, затем прикидывается, якобы все еще ищет повозки с продовольствием.

Быстрый взгляд показывает, что никто не смотрит. Большинство французских солдат кинулись драться с атакующими бретонцами, с азартом вступая в бой после стольких дней бездействия.

Я на полной скорости бегу в направлении схватки, потом cворачиваю к задней части королевского павильона. Бальтазаар поднимает арбалет — обеспечить укрытие, если кто-нибудь заметит меня, прежде чем я достигну палатки.

На мгновение от откровенной дерзости плана перехватывает дыхание. Ради меня Мортейн обрек себя участи простого смертного. Если мой план потерпит неудачу, я не только лишаюсь возлюбленного. Я теряю бога, который поддерживал меня всю жизнь, и отбираю отца y девушек в монастыре. Они никогда не узнают его ни как человека, ни даже как бога.

Вот к чему меня привели мои собственные желания. Окажись здесь Дракониха или настоятельница, как бы они высмеивали мою гордыню, моe своеволие, абсолютный эгоизм моих мечтаний.

Однако их здесь нет, есть только я. Почему-то боги передали эту задачу в руки мне. Я крепко-накрепко удерживаю эту мысль в сердце. Конечно, это знак их веры в меня.

Либо так, либо Салоний, бог ошибок, обманул всех нас.

Скрытая от глаз, я опускаюсь на землю и ползу к краю павильона, чтобы протиснуться под ним. Но палатка очень прочно закреплена деревянным колышком. Как я ни тяну, он не сдвигается с места. Чертыхаясь, вытаскиваю нож и начинаю подкапывать грязь вокруг колышка, пытаясь ослабить его. Наконец после долгих, мучительных секунд удается его вывернуть. Замираю и — убедившись, что мои действия не были замечены ни внутри палатки, ни снаружи — проскальзываю под тяжелый шелк.