Степные рубежи России - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Ходарковский cтр.№ 67

Если башкиры справедливо видели в строительстве Оренбурга еще один шаг к тому, чтобы их окружить и сделать частью Российской империи, казахские ханы приветствовали его. Для них российское присутствие означало возросшую безопасность от набегов ойратов и башкир, возможность более активной торговли и, что было особенно важно, повышение их собственной власти над казахами. В письме Тевкелеву, который был теперь полковником и состоял при Оренбургской экспедиции, хан Среднего жуза Кучук предлагал свою помощь против мятежных башкир в обмен на поддержку России, чтобы получилось, что «башкирцы будут бояться генерала да мурзы [Тевкелева], а наши казаки будут бояться от ханов своих» ^[453]. В 1736 году, подстрекаемые Кириловым, казахи Младшего и Среднего жузов вторглись в башкирские земли, убив и взяв в плен множество башкир в Сибирском и Ногайском уездах.

Если строительство Оренбурга позволило правительству достигнуть некоторых поставленных военных целей, а также использовать казахов для наведения порядка в регионе, в плане развития торговли ожидания не оправдались. Как-то раз купцы из Бухары, Туркестана, Ташкента и Худжанда прибыли в Оренбург только для того, чтобы обнаружить, что русских купцов там еще нет. За этим последовал классический пример государственного вмешательства в торговлю: российские власти решили поощрить казахов торговать в Оренбурге, запретив им торговлю с яицкими казаками, потому что «ежели на Яике торговать допустить, то в Оренбурге российским купцам в их купечестве может причиниться помешательство». А на случай, если запрет на казахов не подействует, власти приказали повысить в Яицком городке цены на русские товары и понизить на казахские и продавать казахам лишь ограниченное количество зерна по более высоким ценам ^[454].

Хотя казахские ханы поддерживали российское присутствие в регионе, реальность не соответствовала ожиданиям обеих сторон. Русские требовали, чтобы добыча, захваченная в набегах казахов на проходящие мимо караваны или пограничные селения, возвращалась; чтобы башкирских беглецов, прячущихся среди казахов, захватывали и выдавали России; чтобы русских, татарских и калмыцких пленников освобождали. В ответ на эти требования Абулхаир в очередной раз жаловался на свою беспомощность: «Здесь не как у вас в Руссии, приказов моих не слушают».

Стремясь укрепить свою власть над казахами, Абулхаир просил у властей отправки войск, которые находились бы под его командованием, а также строительства крепости на Сырдарье; лишь тогда он сможет вселить страх в казахов и выполнить просьбы русских. Абулхаир не лгал: многие казахи относились к нему и его русским друзьям враждебно. В 1740 году, ограбив и избив русских послов, направлявшихся в Хиву, главарь казахского отряда резко заявил русским, что «в подданстве-де е. и. в. обретается один Абулхаир-хан, чего ради письма своего в Россию отдал и за то подарки получает, а мы-де не в подданстве» ^[455].

Абулхаир не мог соответствовать требованиям России, но и русские тоже не смогли выполнить свои обещания. Хан настаивал на строительстве крепости на Сырдарье. Но русский офицер, отправленный оценить положение в регионе, Дмитрий Гладышев, счел строительство крепости ненужным, поскольку: «А естли бы оной город был построен, то б он, хан, многих имел в страхе своем содержать, а России никакой пользы от того города чаять невозможно». Надежды Абулхаира стать хивинским ханом с помощью русских войск тоже не оправдались. Его политика – снискать расположение России и рассчитывать на ее военную поддержку, пусть даже и за счет большинства казахов, – принесла горькие плоды. Абулхаир, которого один из российских чиновников описывал как хитрого, амбициозного и склонного к авантюрам, предупреждал правительство, что, если его просьбы не будут удовлетворены, он предложит свои услуги ойратам ^[456].

Вместо того чтобы осознать пределы российской власти в регионе и несоответствие политической риторики правительства изменчивой степной реальности, Гладышев считал, что следует укрепить решимость и велеть Абулхаиру и знатным казахам подтвердить свою верность России. Согласно его плану, для предупреждения злодеяний казахи должны выдать по четыре заложника от каждого клана, так же как Старший жуз выдает заложников ойратам. Кроме того, заявил Гладышев, поскольку казахи – варварский народ, неспособный понять российские указы, необходимо назначить советника, знакомого с их языком и обычаями, который будет располагать властью для принятия решений и получит товаров на тысячу рублей для вознаграждения казахов и выкупа пленников. Гладышев рекомендовал на эту должность полномочного посредника, русского офицера, князя Уракова, который родился в Уфе, говорил по-татарски и знал казахские обычаи. Наконец, как указывала записка Гладышева, некоторые казахи раньше искали убежища в окрестностях Оренбурга, но им пришлось уйти после того, как русские чиновники захватили их калмыцких жен, а башкиры напали на их стада. Если предотвратить подобные злоупотребления, большее число казахов перекочует к Оренбургу, постепенно окажется в зависимости от торговли и бросит кочевой образ жизни ^[457].

Новый подход к казахам сильно отличался от того, которого Россия придерживалась в отношениях с различными кочевыми соседями на протяжении прошлых веков. Теперь речь шла о сознательной и все растущей опоре на торговые и экономические стимулы, целью которых было сделать из казахов цивилизованных и лояльных подданных империи. Эта политика, намеченная Кириловым, основателем Оренбурга, получила продолжение и развитие при его наследниках – Василии Татищеве (1737–1739), князе Василии Урусове (1739–1742) и Иване Неплюеве (1742–1758). В 1742 году военный комендант Оренбурга указал на выгоды, которые может получить казна, если ему будет дозволено обменивать зерно на молодых, сильных лошадей, пригодных для драгунской службы из расчета две-три четверти (мера зерна XVIII века, приблизительно равная 8 пудам, или 130 кг) зерна на лошадь. Даже овец можно было выменивать с выгодой, потому что они могли быть проданы купцам по 80–100 копеек за одну овцу, а казахи получали за одну овцу два четверика (примерно одна восьмая от четверти, то есть пуд, или 16 кг) стоимостью 50 копеек. Он ожидал, что казахи постепенно привыкнут к хлебу и начнут пасти свои стада возле Оренбурга, подобно тому как калмыки пасли их у Астрахани и Царицына ^[458].

Под властью нового, вестернизированного населения российской элиты, проводящей активную меркантилистскую политику, регион быстро преображался. В 1744 году в поисках более удачного месторасположения город Оренбург был перенесен к западу вдоль Яика и вновь основан на слиянии рек Сакмара и Яик. Оренбургская экспедиция была вначале переименована в «комиссию», а в 1744 году – в «губернию», что знаменовало переход от исследовательского проекта к региону, полностью включенному в империю. Новая губерния была одной из самых крупных в империи и состояла из четырех провинций, столицами которых были Ставрополь-на-Волге на западе, Челябинск на востоке, Уфа на севере и Оренбург на юге.