Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э. - читать онлайн книгу. Автор: Персиваль Элгуд cтр.№ 31

Оказавшись в Канопе, где их разместили в весьма комфортных условиях и сытно кормили за счет царской казны, жрецы провели несколько приятных недель, не забывая при этом записывать результаты своих размышлений. В итоге появился пространный декрет, в тексте которого признавалась божественная сущность правящего царя, названного вместе с супругой богами-Эвергетами, то есть «Благодетелями». В нем перечислялись достоинства и подвиги правителя и увеличивалось число божественных почестей, которых должна была удостоиться царская чета. Так, в декрете постулировалось создание пятой категории жречества – «жрецов богов-благодетелей», устанавливались божественные почести, которые следовало оказывать умершей девочке – дочери Эвергета Беренике, к тому времени уже обожествленной и объявленной басилиссой. Первый день египетского месяца паини, «когда восходит звезда Исиды», должен был стать священным. Реформа календаря, как сказано в декрете, была необходима для того, «чтобы времена года правильно совпадали с устройством мира». В данном источнике также предписывалось «через каждые четыре года добавлять один день, праздник богов – благодетелей, после пяти добавочных дней».

Однако это правило не исполнялось. Власти тщетно призывали всех жителей Египта использовать новый календарь и признать 311 г. до н. э., когда умер Александр, сын Роксаны, отправной точкой для нового летосчисления. В Александрии все тексты, как и прежде, датировались по македонскому лунному календарю, а в хоре продолжили определять ход времени, основываясь на неточном солнечном календаре. Традиционализм одержал победу.

Собрание было распущено, жрецы отправились домой, а боги-благодетели задумали строительство нового храма, призванного превзойти по своим размерам все древние святилища. Царская чета долго размышляла над выбором места для храма и божества, которое будет в нем почитаться. Они отказались от Мемфиса и Фив, от Осириса и Исиды, так как связь первых с фараонами, а вторых – с Александрией была слишком тесной.

В поисках места, слава которого померкла, и бога, доблесть которого была позабыта, они вспомнили о Верхнем Египте. То, что Эвергет и Береника искали, находилось посередине между Филэ и Фивами. Это был древний город Эдфу, где, как считалось, Имхотеп, архитектор и целитель, живший во времена представителя III династии Джосера, возвел святилище Хора, почитавшегося здесь в облике сокола. Легенда понравилась царской чете, и они приказали построить в Эдфу храм, до сих пор противостоящий воздействию времени.

Эвергет решил провести архитектурный эксперимент и в Фивах. Его буквально очаровал Карнак со своими боковыми приделами, возвышающимися обелисками и многочисленными святилищами. Пройдя вокруг стен храма, царь увидел массивный пилон, построенный по приказу Рамсеса II, и решил превзойти своего великого предшественника. Он мог присвоить себе один или два рельефа, вырезанные на пилонах, как делали прежде некоторые фараоны, приказывавшие стереть старый текст и заменить его новым – посвященным их собственным подвигам. Но Эвергет не хотел грабить мертвых царей и не был хвастуном, охваченным жаждой прославления собственных побед. Его подношение Хонсу, третьему представителю фиванской триады, было довольно скромным и ограничилось сооружением нового входа в храм, увенчанного изображением Хора Бехдетского, распростертые крылья которого защищали богов-благодетелей.

Затем царь отправился к первому порогу Нила и воспылал искренней любовью к прелестному острову Филэ. Впечатленный красотой этого места, Филадельф решил возвести храм Исиды, божественной покровительницы острова. Но вскоре его интерес к строительству храмов ослаб, и претворением идеи отца в жизнь занялся только его сын.

На обратном пути в Александрию Эвергет проезжал мимо поселений евреев, трудолюбивых и мирных людей, поклонявшихся единому богу и заключавших браки только друг с другом. Интерес к судьбе этих людей царь унаследовал от деда, оказывавшего им покровительство, и отца, выкупившего за довольно внушительную сумму 120 тысяч еврейских военнопленных. Эвергет долго размышлял о причинах этой необычной щедрости, а по прибытии в Мемфис узнал, что иерусалимский первосвященник Хоний категорически отказался платить Египту дань в размере 20 талантов.

Настроение царя переменилось. Из-за этого акта демонстративного неповиновения Эвергет впал в ярость и предложил Хонию сделать выбор – или он платит, или египетские солдаты оккупируют Иерусалим. Испуганный первосвященник повелел своему племяннику Иосифу спешно отправиться в Египет и объяснить царю, что единственная причина его отказа платить заключается в бедности Иерусалима. Будучи человеком, умеющим снискать расположение, Иосиф произвел при дворе прекрасное впечатление. Он ночевал во дворце в Александрии, ел за царским столом, короче говоря, из смиренного просителя превратился в уважаемого гостя. О дани не было сказано ни слова. Иосиф (возможно, по просьбе самого Эвергета) тратил свое время на то, чтобы присутствовать на аукционах по продаже права сбора налогов.

Это занятие стало приносить откупщикам больше выгоды, чем государству, и царь заподозрил существование какого-то сговора. Проницательный Иосиф вскоре уверился в обоснованности этих подозрений, а в Мемфисе во время торгов по продаже права на откуп податей в Самарии и Финикии у него появилась возможность доказать свою правоту. Когда конец торгам положило предложение намного меньшее, чем реальная сумма, Иосиф начал действовать. Он вышел вперед и удвоил сумму с 8 до 16 тысяч талантов. Ведущий торгов был ошеломлен. Затем, придя в себя, он воскликнул: «Назови своих поручителей!» И разъяренные откупщики стали повторять эти слова. «Царь Египта», – ответил Иосиф ^[36]. Надо сказать, что любой правитель, живший в тот период, охотно стал бы поручителем человека, готового заплатить в казну целых 8 тысяч талантов.