Но Глафира, почувствовав, что такое количество людей ей мешает – чуть ли не толпа собралась, заняв добрую половину партера, попросила всех покинуть зал. Кроме, разумеется, тех, кто по службе обязан там находиться, и трех человек, ветеранов сцены, почетных пенсионеров театра, которым она лично давала разрешение присутствовать на репетициях еще в самом начале работы над постановкой.
Ладно. С этим разобрались, урегулировали все организационные вопросы, расселись, сосредоточились, и Глафира дала команду начать прогон пьесы с первой сцены первого акта. Поехали.
Глафира смотрела на игру актеров на сцене, чувствуя, как внутри, где-то в груди, звенит от восторженного ликования. И перехватывает дыхание, и замирает от радости.
Елена Земцова оказалась не просто хорошей актрисой и не просто подходила на эту роль – она была великолепна! Идеальная героиня!
Именно такой игры ждала пьеса, словно написанная для этой актрисы. Именно такой типаж, такую фактурную, необыкновенную внешне, с мощным острохарактерным нутром, раскованную, смелую и ждала, искала Глафира.
И чем дольше Глаша смотрела, как входит в работу, во взаимодействие с другими актерами Земцова, лишь изредка вмешиваясь в процесс режиссерскими штрихами: усиливая акценты, немного направляя, тем очевидней ей становилось, насколько с появлением этой актрисы ярче, чище, мощнее зазвучала пьеса.
Она испытывала столь сильный творческий восторг, что от избытка чувств к глазам то и дело подкатывали слезы.
Да! Вот так надо было это играть, как делала сейчас Земцова, – именно так! И это было той самой игрой, которую Глаша и представляла в своей мысленной картине постановки.
Но артистам необязательно, а то и вредно знать о переживаниях и восторгах их режиссера, поэтому Глафира держалась строгой линии: похвалу не форсировала, наоборот, старалась дожимать, не давать актерам расслабляться, чтобы получилось идеально. Впрочем, особо-то форсировать и не приходилось – артисты и сами прекрасно чувствовали перемену в игре с приходом новой партнерши, вон как взбодрились!
Класс! Вот просто класс, и все!
– Тихон Анатольевич, – наклонилась поближе к Грановскому Глафира, – в каком театре в Москве служила Земцова?
Отчего-то худрук замялся на пару секунд, удивив этой заминкой Глашу, – может, запамятовал и вспоминал, бог знает, – но все же ответил:
– В Губернском.
Глаша мысленно прогнала в памяти все, что видела, запомнила и отметила из постановок этого театра.
– Странно, – удивилась она, – я не припомню ее в их спектаклях. Я бы не забыла такой яркой, мощной актрисы.
– Она недолго служила, – поспешно пояснил Грановский. – Где-то около года и была занята всего в одном спектакле на роли второго плана. Снималась в это же время в сериале. Но потом у Лены случилась трагедия. Впрочем, это не важно, – скомкал объяснение Тихон Анатольевич.
– А почему вы ее в штат не взяли? – продолжала расспрашивать Глафира. – Она очень хороша. Очень. Уж с Катей той же даже сравнивать невозможно, да и других актрис посильней будет. Фактурная, острохарактерная, драматическая. А внешность такая, что хоть куда ставь, везде сыграет. Даже странно, что она не востребована вами до сих пор.
– Я ж тебе говорил, – с досадой сказал Грановский, – девочке срочно требовалось трудоустроиться, а штат у меня и так раздут. Вот я и взял ее с перспективой, чтобы, как только освободится вакансия актрисы, перевести в труппу.
– И давно она костюмером работает? – все выспрашивала Глафира.
– Почти два года, – ответил Грановский, и Глаша поняла, что он откровенно удержался на этот раз, чтобы не сказать что-нибудь грубое.
– Ну да, – легко согласилась Глафира. – Как известно, нет ничего более постоянного, чем временное.
Она настолько была увлечена игрой актеров, происходившей в них очевидной переменой, новыми тонами, появившимися в звучании пьесы, что задержала коллектив дольше, объявив перерыв почти на час позже обычного.
– Ну? – повернувшись к ней, потребовал восторженных отзывов о своей протеже Грановский, поглядывая задорным, довольным взглядом.
– Да, Земцова – это находка. Согласна.
– Вот и прекрасно, – порадовался Тихон Анатольевич, – тогда утверждаем ее на героиню.
– Давайте не будем торопиться, – предложила Глафира.
– Почему? – обескураженно смотрел на нее Грановский. – Ты же сама видишь, что Елена прекрасно вошла в роль. Пару дней репетиций, и она идеально сыграется с партнерами. Спектакль готов, как никогда, Земцова привнесла в него новые мощные краски. Так в чем дело, Глафира?
– Не знаю, – твердо отрезала Глаша и, заметив мелькнувшее недоумение на его лице, смягчила свою резкость: – Давайте будем считать, что я перестраховываюсь и осторожничаю, не торопясь радоваться.
– Ладно, – согласился Грановский. – Может, ты и права, чего только уж не случилось на этой постановке. Радоваться и ликовать начнем, когда премьера состоится.
Сидя на диване в своем кабинете, потягивая кофе и жуя какую-то «правильную» булку из пророщенных зерен с чудесной закваской, которую принесла ей Верочка из соседней с театром хлебной лавки здорового питания, Глафира прокручивала в голове нынешнюю репетицию, прислушиваясь к внутреннему голосу.
Что-то не давало ей покоя. Вот не давало, и все тут! Какая-то неуловимая мыслишка, неясное ощущение, как внезапно выскочившее из памяти слово, которое непременно надо вспомнить, и вот же оно, вот, прямо на языке вертится, а как ни тужься мысленно – нет, и все, не вспомнить, хоть ты что делай! И ведь мучает, требует произнести, ан нет, не вспомнить, пока не пошлешь к лешей бабушке и слово это дурацкое, и себя, на нем зациклившуюся. Вот тогда и оно выскочит, когда будет уже не нужно.
Вот нечто сродни такому ощущению не давало Глафире покоя. Что-то она сегодня упустила. Что-то важное. Еще хотела актерам сказать, да вот как с тем самым позабытым словом – не ухватила.
Она откинулась на спинку дивана, стараясь расслабиться и позволяя мыслям свободно течь в любом направлении, может, хоть так вспомнит.
Потом выпрямилась, достала смартфон, поискала в записной книжке нужный номер и позвонила своему бывшему одногруппнику, служившему ныне в Губернском областном театре города Москвы.
Лешка отозвался с преувеличенной радостью и юморком, поговорили немного о делах друг друга, обменялись новостями про общих знакомых, и только после этого Глаша попросила его узнать про Лену Земцову в отделе кадров и у актеров, которые много лет работали в театре. Ей хотелось услышать отзывы о профессионализме девушки, о ее работе, сама еще не осознавая до конца, зачем это нужно.
Глаша испытывала потребность как можно лучше чувствовать человека, с которым она пересекалась и взаимодействовала, тем более если вместе работала, для четкого понимания, как выстраивать отношения, что можно ожидать от него, чтобы добиться необходимого результата в работе.