Слава - читать онлайн книгу. Автор: Александр Пинский cтр.№ 3

Мне теперь седьмой год шел, это уже был город и совсем другая жизнь. Началась жизнь военная. Детишки, как я, стали кучковаться с пацанами лет по 16–17, сначала дворы, потом улицы. Начались войны – двор на двор, улица на улицу. А раз войны, то надо же было как-то организовываться, поэтому у нас в подвалах появились штабы. Подвалы громадные, целые дома стояли разбитые, никто не жил. Освещение там было классное: в Гомеле имелась кондитерская фабрика, и мы там воровали ленты, рулоны, которые на обертки конфет идут, вешали и поджигали их.

Ну, а раз вооруженные действия, надо же было вооружаться. И в самом деле, мы стали вооружаться. Под Гомелем шли очень долгие и большие бои, поэтому оружия осталась масса. Мы садились на товарняк и ехали в лес за оружием. Я себе нашел парабеллум, у меня был мой, личный, с патронами, всё как надо. И ТТшник у меня был. Парабеллум крутой, я его только показывал – вот, мол, что есть у меня, а стрелять не стрелял. А из ТТшника стрелял.

Все виды вооружений мы тогда знали наизусть. Как танковый снаряд надо разминировать, а как бомбу – это в шесть-то лет. Тогда же у меня на глазах подорвался один мой кореш и на проводах электрических мы его собирали. Или вот у нас в квартире Сёмка жил, рыжий такой, с веснушками. Что-то мы разрядили с ним, порох вроде, но незнакомое. Как проверить, что за порох? А надо поджечь. Подожгли, он оказался мгновенно воспламеняющийся, и веснушки у Сёмки пропали, правда, вместе со шкурой.

В танковых снарядах порох был трубочками такими прессованными. И при горении они прыгали. Я натырил этого пороха, принес домой, девать некуда, я в газету его завернул и положил в комнате. Мама пришла с работы и решила затопить печку – отопление у нас печное было – и сунула эту газету с порохом, о котором она не знала, в печку. Та из печи выскочила и начала прыгать по кухне. Я до сих пор помню, сколько потом за это получил.

Но это не страшно было, а страх приходил, когда сталкивались с настоящей шпаной, натуральными бандюками, теми, что постарше. В Гомеле есть парк, он назывался парком князя Паскевича, это было его родовое имение – с замком, погребами и склепами. Эти склепы отличались тем, что их отливали из разноцветного стекла, вот как бутылочное. Своды, колонны – все было стеклянное. И мы туда лазили, отковыривали, у нас это был как обменный денежный фонд, у кого какая стекляшка. Вот в одном из таких складов мы набрели на человеческую кожу с татуировкой – так лентами и висела, причем видно было, что она свежая.

Или когда за нами гнались бандиты, мы с санками были – хорошо, что парк наверху, скатились вниз, еле-еле убежали. Я и сейчас уверен: если бы поймали – убили бы. Бандитов было валом.

Окончил я успешно детский сад, меня за это дело премировали формой, до нее я ходил в штанишках выше колен и рубашке, какая была. Про обувку вообще не говорю, что попадалось, то и носил. А тут мне форму дали как отличнику. Брюки настоящие, гимнастерку, ремень, ФЗУшники такое носили. ФЗУ – это фабрично-заводские училища были, где учили низкоквалифицированным профессиям. Учили там всего четыре года, и они приравнивались к начальной школе. Потом шли ремесленные училища, там уже было 7-летнее обучение, это то, что потом стало ПТУ.

И вот я в этой форме с ремнем пришел в школу, сентябрь проучился, первую четверть закончил на пятерки, и папа с мамой решили подарить мне по этому поводу сандалии, мою первую кожаную обувь. А первая четверть когда заканчивается? Перед Новым годом. И перед Новым годом я надел эти сандалии и пошел показать мужикам, какая у меня классная обувь.

А потом к нам приехал из Австрии дядя Саша, муж папиной сестры, это я хорошо помню. Кстати, это тоже интересная история, что два брата – дядя Саша и его брат Борис – женились на двух сестрах, сестрах моего папы. Дядя Саша был сухопутный военный, а Борис – авиатор-инженер. Они встретили этих двух сестер и чуть ли не одновременно сыграли свадьбы. А потом судьба развела их: Борис очень рано погиб. В Лазаревском я нашел потом его могилу, я уже майором был, нашел памятник – братскую могилу рядом с санаторием в Чемитоквадже, который мы строили для космонавтов.

Так вот дядя Саша был боевым полковником, комендантом какого-то города, чуть ли не Вены, с высшими орденами, включая орден Александра Невского – он его получил как командир гвардейского полка за взятие Вены. Два студебекера приехали, один с вещами, а второй – с его взводом охраны. Вместе с ним приехал его ординарец, Саша Макридин, старший лейтенант, Герой Советского Союза. И привезли они настоящий футбольный мяч. Саша с нами вместе играл в футбол, ну это была фантастика.

А в 1965 году, когда я уже служил в Мукачево в Прикарпатском округе, после того как вернулся с Новой Земли, в Ужгороде стоял армейский корпус, и начальником политотдела корпуса был уже генерал-лейтенант Александр (отчество не помню) Макридин. Я напросился к нему на встречу. Дядя Саша еще жив был, я ему рассказал, как мы играли в футбол, и что я племянник дяди Саши.

В 1947 папа переехал из Гомеля в Лисичанск, там только начали возводить Лисичанский химкомбинат. Мама устроилась там инспектором отдела кадров, в ОРСе, был такой отдел рабочего снабжения. А я продолжил учиться уже в Лисичанской школе. И тогда же прорезалась у меня мощная тяга к животным.

Первый, кого я приволок, был еж. Он у нас долго жил, наверное, с полгода. Все бы ничего, но потом выяснилось, что это ежиха, – она начала размножаться, и мама ликвидировала ежей у нас в доме как класс на раз-два. Потом мы поймали в лесу зайца, маленького зайчонка, не кролика, а именно зайца. И он у нас тоже жил. Причем выяснилось, что он очень контактный, очень любил общество, где люди – там и он. Но у него имелась одна отвратительная черта: утром, когда он вставал и с ним не было собеседника, он садился на задние лапы, а передними барабанил в дверь, как в барабан, причем это был такой грохот, что кого хочешь мог поднять. Ну и в какое-то воскресенье он достучался, папа его за уши – и во двор, а там собаки, заяц рванул – только мы его и видели.

Кстати, у меня и в Гомеле были животные. Сначала я подобрал синичку, замерзшая синичка уже была, я ее притащил, как-то отогрели, оттаяли – и вот в этой здоровенной комнате, где потолки до неба, она жила. Ни клетки, ничего не было, она летала, где хотела. А синички больше всего на свете любят сало и мясо. И когда мама на мясорубке мясо крутила, она подлетала, садилась на этот трассер мясорубки и оттуда таскала мясо, отогнать ее было невозможно. Потом пришла весна, и вот с улицы синички прилетают, а она сидит внутри. Они там что-то щебечут, она так ухо к стеклу прикладывает, слушает, потом им отвечает. Я решил, чего же она будет в комнате, открыл форточку, она улетела и прилетела, и так несколько раз, а потом улетела и уже не вернулась.

В Лисичанске я завел себе первую кошку. Назвали ее Яника, обычная дворовая кошка. Правда, потом выяснилось, что это кот, но Яникой мы его так и продолжали звать. Это был настоящий кореш у меня. Я садился учить уроки – он забирался на плечо, вместе со мной читал, и когда я дочитывал страницу, он лапой переворачивал, причем я ему никаких команд не давал, он сам как-то соображал, что пора перевернуть.