Слава - читать онлайн книгу. Автор: Александр Пинский cтр.№ 8

Отсидели мы там недели две и стало нам тоскливо. И мы подумали – а не слетать ли нам в Питер? Собрались втроем лететь, документов на руках нет, но рядом Архангельск, нормальный аэропорт, документы тогда не сильно требовали. Мы решили: вечером улетим, день побудем и вернемся. Нам деньги какие-то дали уже за службу. Садимся мы в самолет и летим. Лету полтора часа, полтора часа проходит – Питера нет. Выходит стюардесса и говорит: пристегните ремни, мы идем на вынужденную посадку. А перед этим мы с Пашкой играли в шахматы, и вдруг самолет начал делать переворот через крыло, в пике входил, все шахматы посыпались. Рейс поздний, большая часть народу спала, вынужденная посадка непонятно где, документов вообще никаких.

Садимся, я выглядываю посмотреть – стоит внизу автоматчик и показывает, задерни шторку. Стало еще веселее. Выходит стюардесса, открывает люк, оттуда трап, по трапу заходит офицер с пистолем в руке, за ним четыре автоматчика с автоматами наизготовку. Ну, думаю, кранты. Я Пашке говорю: «Что делать будем?» Он говорит: «Ничего, будем говорить, что мы офицеры Северного морского флота». Ну, будем так будем. Проходит эта команда через салон, выходит назад, ведет со связанными руками командира корабля, второго пилота и штурмана, скидывает их вниз и уходит». Мы сидим. Я попытался рыпнуться, в дверях автоматчик – сидеть. Три часа мы просидели. Потом объявляют: вы сейчас пересядете на другой самолет и полетите дальше по маршруту, предусмотренному билетами.

Картинка: мы спускаемся по трапу, в две шеренги автоматчики с автоматами наизготовку, напротив стоит такой же Ан-24 с трапом, и мы чух-чух-чух туда, и полетели. И стюардесса с нами. По дороге, когда летели, мы с ней познакомились, хорошая девчонка оказалась, мы к ней потом в гости уже ходили, когда в отпуске были. Она рассказала, что первый пилот, он же командир корабля, поспорил со вторым пилотом, что тот не умеет летать, как настоящий летчик. И начали летать. Вот эти все фигуры высшего пилотажа. И долетались до того, что потеряли ориентиры и полетели в Финляндию. Их засекли погранцы, когда они уже пересекли границу. Подняли истребитель, их завернули, посадили на приграничный аэродром. Я потом через стюардессу, Женя ее звали, познакомился и с тем командиром. Хороший парень. Его выгнали из летного состава, их всех выгнали. Оставили где-то в наземной службе.

Так что, вот таким макаром мы слетали еще и в Питер. Вернулись. Выдали нам шмотки, и мы с высоко поднятыми головами, офицеры Северного флота, прибыли в город-герой под названием Рогачёво. Это гарнизон на Новой Земле, где и был аэродром. Основной гарнизон в Белужьей Губе, подпольная кличка Белужка. Вот мы туда.

Новая Земля, с точки зрения даже гарнизона, очень специфичная. Во-первых, это испытательный полигон, а значит, очень много офицеров и в принципе мало солдат, тем более что у нас не солдаты, а матросы были, все-таки флот. Так, по памяти, наверное, тысячи три офицеров было только в Белужке. Жили мы в офицерских общежитиях, нормальные пятиэтажные кирпичные дома, по четыре человека в комнате, с отоплением, с горячей водой.

К тому же, поскольку это Новая Земля, были дополнительные пайки. Это кроме того, что была офицерская столовая с трехразовым питанием. В доппаек входили сгущенка, масло, арахис, галеты, печенье. У нас все платяные шкафы были забиты этой жратвой. Причем очень много этого пайка осталось от лендлиза, от американцев, с 1943 года еще. Это же какие консервы были! Ветчина – вот такие вот ломтики, по форме ветчины, шесть ломтиков, каждый со своим ключиком – ключик открутишь, и эта жестянка снимается, вынимаешь ветчину, как будто ее вчера туда положили. Арахис трехкилограммовые банки, именно фисташки, кругленькие, жареные. Масло – трехкилограммовые банки, открываешь – свежайшее, словно вчера сделали. Галеты, вот галету берешь, пару капель воды буквально – она набухает и становится свежим хлебом. И вот такой жратвы было очень много. Со сгущенкой вообще уже извращения были. Ее же просто так есть – это уже неинтересно. В ней надо пробить дырки, в одной банке со сгущенкой, а во второй – со сгущенным какао, и из двух банок одновременно пить.

У входа в столовую на улице стояли три бочки: кета слабого соления, кета соленая и горбуша соленая. Это бесплатно, приходи, бери, сколько хочешь.

Гарнизон был в основном из ленинградцев, ленинградские училища. Немножко было москвичей, москвичи в основном строители из академии Куйбышева. И было очень много офицеров из научного сектора, в научном секторе человек 700, это все офицеры, которые занимались чисто ядерными испытаниями.

Имелся базовый матросский клуб, и все. Женщин на Новой Земле не было вообще, когда я приехал. Запрещали привозить семьи. И в обслуге никого не было. Потом, где-то через год, наверное, если не больше, появились женщины-матросы. Они были товаром повышенного спроса, офицеры же все до 30 и не старше, поэтому была дикая конкуренция, но строители прогнули как-то это все под себя.

Когда я пришел на участок, построили мне два военно-строительных отряда. Они тогда даже не военно-строительные были, а отряды рабочих военного призыва. Вместо погон петлицы, на петлицах кирка и лопата перекрещенные, символ нашего благородного труда. И было это войско, конечно, совершенно дикое. И зеки, и плохо понимающие русский язык и суровую русскую зиму дети Узбекистана.

Мало того, там еще и офицеры в отрядах были с войны – командир роты, капитан с войны – в 1963 году. Ты представляешь, что это за капитан! Один был Сидоров такой. Везде сухой закон, так Сидоров в сухом законе демонстрировал следующее: он вот так вот бутылку спирта раскручивал, открывал рот и струей все в горло сливал, даже не глотал – бутылка кончалась, он закрывал рот и шел дальше. Это его был коронный номер.

Я начинал служить сразу начальником специализированного строительного участка. У меня был оклад 140 рублев, умножь на два, и за звание мне платили 90 рублев. Это получалось уже сколько? 370. А тратить не на что. Жратва бесплатная, одежка бесплатная, круглый год были фрукты, ну, килограмм винограда можно было купить. На горючее не тратишься, потому что его нет. А то, что везут, на шару, то отдельная песня. И всё. Я в первый отпуск приехал, у меня было, наверное, тысяч пять. Я гордо маме отдал пачку денег в сумме пять тысяч, она таких денег за всю свою жизнь в руках не держала. Расплакалась. А я ж приехал – надел парадную форму, петухи, лопухи, якоря, кортик нацепил, белую кепку.

Так что внешний антураж был примерно такой. Ну а внутренний рабочий поначалу был самый тривиальный. Но я попал под начальника УНР, был такой Миша Агокшеев, майор – для начальника управления это маленькое звание, то есть он просто быстро рос. Как этот Миша меня задалбывал. Он меня каждую деталь конструкции заставлял чертить и рисовать собственноручно. Вот мостик перекинь через трубу. Я ему говорю: что я тебе рисовать буду?

– Нет, ты мне нарисуй, какие бревна, какие в них шипы, какие в них пазы, как они между собой…

И я, как дурак, ночами сидел, рисовал, а Миша проверял.

Таким макаром он меня третировал, сволочь такая. Хотя хороший мужик был по большому счету. Это мне очень много дало именно с точки зрения становления, подхода к делу. Я же теорию прилично знал и людей к тому времени уже не боялся, работал уже с людьми. В Северодонецке был на практике, два очень хороших бригадира, там не я ими руководил – они меня учили. В Питере у нас была система, когда нас заставляли днем работать, а вечером учиться, мы полгода так работали. И я попал в бригаду к знатному ленинградскому каменщику, Герой Соцтруда был такой, Зайцев Иван Петрович. Мы на Охте строили кирпичные дома. Ох, как он всех мурыжил! Он, по сути, кладку вел сам, остальные ему помогали. 14 человек бригада на него одного пахали. Поэтому народа я не боялся. А вот как совместить одно с другим – это было достаточно сложно, скажем так. Не трудно, но просто через это надо было пройти. Надо было подобрать себе опору.