— До свидания, ферн Рэгстерн, — и уже почти нажимаю отбой, когда из трубки доносится:
— Для Ардена Ристграффа.
Я так и замираю: с занесенным над дисплеем пальцем. Потому что Арден не имел никакого отношения к Эллегрин — или имел? С какой радости тогда ей просить за него? И он не сдал меня Торну. Не считая того, что он поставил меня на ноги. Буквально.
Поэтому я молчу и снова подношу смартфон к уху.
— Вы, разумеется, не в курсе, но ферн Ристграфф арестован.
— За что?!
— Подробности мне неизвестны. Известно только, что он заключен под стражу и сейчас ожидает суда. Эллегрин действительно не имеет права вас ни о чем просить, Лаура, но она просит не за себя. Я же со своей стороны могу только передать вам ее просьбу. Она надеется, что вы сможете остановить ферна Ландерстерга, пока не случилось непоправимое.
Непоправимое?!
— О чем вы?
— Ферна Ристграффа ожидает трибунал. Вы знаете, что это такое, Лаура?
Я знаю, что это что-то, связанное с военным временем, точнее, суд, который собирают в военное время, но сейчас, к счастью, войны нет. В Ферверне так точно.
— Знаю, что трибунал можно собрать в военное время.
— Не всегда. Иногда его собирают, когда военнообязанный отказывается исполнять приказ, который ставит под угрозу благополучие той или иной державы. Как бы там ни было, я не знаю, о каком приказе идет речь, и что именно произошло между ферном Ристграффом и ферном Ландерстергом. Эллегрин уверена, что вы сможете это исправить, только поэтому я звоню вам. И, если это имеет значение, мне жаль.
Он попрощался, и я отложила смартфон.
В крайне противоречивых чувствах, надо признаться. С одной стороны, даже упоминание Эллегрин заставляло меня сжимать кулаки, с другой… при чем здесь Арден?!
«Мне жаль».
А мне-то как жаль, вы даже себе не представляете!
Я вылетела из спальни и спустя пару минут уже сидела за столом, но завтрак не лез в горло.
Какого набла?! Почему они просто не оставят меня в покое?!
Так внутри меня орала маленькая девочка, а какая-то новая я думала об Ардене. О нашей последней встрече. О том, что он мне сказал и о том, что случилось после.
Что, если (только на минуту предположить) все это случилось из-за той поездки? Что, если Торн присылал его, чтобы он что-то узнал, а он ничего не узнал? Или не захотел? Когда я думала об усыпляющих пластинках, скорее всего, я была не так далека от истины. Не представляю, какие на самом деле средства у военных врачей, имеющих доступ к секретным разработкам, чтобы получить мою кровь на анализы. Он действительно мог сделать все — с той минуты, как я открыла дверь — все, чтобы Торн узнал о моем положении. Но он просто меня предупредил о возможных последствиях.
Которых, к слову сказать, по-прежнему не было (не считая того всплеска): Льдинка вела себя тише пустоши, ниже подземных пещер, как будто уснула там, внутри, и сладенько посапывала, пока я сочиняла идею для своего шоу. Пока мы с Беном ездили узнавать о регистрации или целовались, пока ужинали или гуляли вместе.
«Эллегрин уверена, что вы сможете это исправить».
— Как?!
— Вирк!
Я перевела взгляд на Гринни и поняла, что спросила это вслух.
Как я могу что-то исправить?! Я, которую «ферн Ландерстерг» не слушал, даже когда я была его невестой?!
Хотя вопрос заключался несколько в другом.
Как я могу не попытаться? И как я буду после этого спать.
Я глубоко вздохнула и посмотрела на смартфон. В Ферверне сейчас глубокая ночь, а это значит, у меня минимум восемь часов, чтобы подумать о том, что я скажу Торну, когда свяжусь с ним через Одер. Или две минуты, если я по памяти наберу номер, который ушел из телефонной книги, но раскаленным клеймом отпечатался на сознании, как когда-то его харргалахт на коже.
Я отложила смартфон и снова подвинула к себе тарелку.
Для начала мне надо поговорить с Беном. Он точно что-нибудь посоветует, и… через Одер, наверное, будет правильнее. Спустя три безуспешные попытки впихнуть в себя что-то съедобное я отодвинула тарелку окончательно, от глотка кофе меня затошнило. Памятуя о том, что произошло в последний раз, когда я увидела Торна (сейчас мне его видеть необязательно, но вряд ли его голос произведет успокаивающий эффект), я положила руки на живот и принялась напевать.
— Маленький мой,
Чудо мое,
Спишь ты сейчас
И не знаешь,
Как без тебя
Мама твоя
Уже по тебе скучает.
Ждет важный день,
Чтоб в этот мир
Тебя привести
Поскорее…
Чтобы в глаза
Твои посмотреть —
— И сразу станет
Теплее.
Маленький мой…
Маленькая?
Кроха моя родная!
Очень тебя
Жду и люблю,
Всем сердцем тебя
Обнимаю.
Эту песенку я услышала на сайте для беременных, и теперь она ко мне прилипла. То есть периодически всплывала в мыслях, когда я чем-то занималась, но сейчас она вообще пришла сама собой. Очень в тему. Не знаю, кого она больше успокоила — Льдинку или меня, но ком из горла ушел. Я даже доела завтрак. Отнесла посуду в посудомоечную машину и включила ее.
После чего вышла в гостиную и набрала номер Торна.
Каждый гудок сопровождался ударом сердца, во время которого я старалась глубоко дышать, и мысленно проговаривать слова песенки.
Когда вызов оборвался, предложив мне оставить голосовое сообщение, я выдохнула и отшвырнула от себя смартфон, как если бы он мог ужалить. Чтобы спустя мгновение услышать звонок и увидеть на дисплее номер.
Который я очень хорошо знала.
Мне надо ответить. По всем законам логики мне надо ответить — я ведь первая ему позвонила, и даже, наверное, знала, что собираюсь ему сказать. А что я собираюсь ему сказать? Папаша Эллегрин Рэгстерн только что сообщил, что ты арестовал Ардена и отправил его под трибунал? Не потрудишься ли объяснить, за что?
Я тихо дышу, точнее, пытаюсь тихо, а получается, как получается. Что на самом деле нас связывает, если одна мысль о телефонном разговоре вытряхивает из меня все, что называется внутренностями?
К счастью, звонок обрывается и больше уже не повторяется, а я сижу, обхватив колени руками, и смотрю на смартфон.
Однажды я пришла к нему с Гринни, чтобы попросить оставить ее с Верражем. Что было дальше, я помню очень хорошо. Наверное, гораздо лучше, чем все хорошее, что между нами было. А может быть, и нет.