Неприятно было лишь то, что семейство Бурбонов и не думало скрывать признаки своего более, нежели отрицательного отношения к моральным качествам Талейрана. Оно, казалось, совсем не желало признавать его главным автором реставрации своей королевской династии, не говоря уж о том, чтобы считать его своим благодетелем. Герцог и герцогиня Ангулемские, то есть племянник и племянница Людовика XVIII, в общении с ним обнаруживали даже нечто очень похожее на брезгливость. Сам Людовик XVIII был скептичен и насмешлив, а уж он-то умел говорить неприятности. Довольно резок временами бывал и брат Людовика XVIII Шарль-Филипп д’Артуа, впоследствии король Карл X.
Наконец, среди придворной аристократии ставки Талейрана тоже котировались не очень высоко. Эта аристократия состояла из старой, в значительной мере эмигрантской части дворянства, из так называемых «бывших», вернувшихся вместе с Бурбонами, а также из новой – наполеоновской, за которой остались все ее титулы, данные императором. И те и другие, кто тайно, а кто и открыто, ненавидели и презирали Талейрана.
Старые аристократы не хотели прощать ему его религиозного и политического отступничества в начале революции, отнятия церковного имущества, антипапской позиции в вопросе о присяге духовенства, всего его политического поведения в 1789–1792 годах. Они были возмущены и его ролью в похищении и казни герцога Энгиенского, его содействием полиции в гонениях на аристократов-эмигрантов, прятавшихся на чужбине. С другой стороны, наполеоновские герцоги, графы и маршалы гордились тем, что они, за немногими исключениями, присягнули Бурбонам лишь после отречения императора и по прямому разрешению низложенного Наполеона, а на Талейрана и ему подобных они смотрели как на презренных изменников, продавших Наполеона и вонзивших кинжал ему в спину как раз в тот момент, когда он из последних сил боролся против всей Европы, отстаивая целость французской территории. Наконец, и те и другие не только прекрасно знали о, скажем так, «свободном» обращении Талейрана с казенными деньгами и о принимаемых им бесчисленных взятках, но и волей или неволей преувеличивали полученные им суммы.
Все эти колкости и неприятности Талейран мог до поры до времени игнорировать. Он был нужен, он был незаменим, и Бурбоны не могли не использовать его.
12 апреля 1814 года младший брат Людовика XVI граф д’Артуа совершил свой въезд в Париж и в течение нескольких дней до прибытия Людовика XVIII управлял Францией в качестве генерал-лейтенанта королевства.
Талейран во главе временного правительства встречал графа д’Артуа. Об этой встрече он написал в своих «Мемуарах» следующее:
«Я нашел его так же благожелательно расположенным ко мне, как ночью 17 июля 1789 года, когда мы разлучились и он отправился в эмиграцию, а я бросился в тот водоворот, который привел меня к руководству временным правительством. Странные судьбы!»
Встречать Людовика XVIII Талейран отправился в Компьень, небольшой городок в семидесяти километрах к северо-востоку от Парижа.
При встрече Талейран дал королю подробный отчет о положении, в котором тот найдет дела в Париже. В частности, Людовик XVIII сказал:
– Я очень рад вас видеть, ваш род и мой восходят к одной эпохе. Мои предки были более ловки, а если бы более искусными оказались ваши предки, то теперь вы сказали бы мне: возьмите стул, придвиньтесь ко мне и поговорим о делах. Но вместо того я говорю вам: садитесь и побеседуем.
Этот первый разговор, по слова самого Талейрана, «был очень продолжителен».
Следует отметить, что Людовик XVIII, а в свое время граф Прованский покинул Францию в 1791 году. В 1793 году после казни своего брата Людовика XVI он объявил себя регентом королевства, а после объявления о гибели малолетнего сына Людовика XVI эмигранты провозгласили его своим королем. В 1796 году он перебрался из Италии, ставшей республикой, в Пруссию, затем – в Варшаву, а затем – в Англию. В Англии его деятельность ограничивалась изданиями манифестов, но он даже и не мечтал о восхождении на французский трон. Во всяком случае в отличие от своего более энергичного брата он ничего для этого не делал.
24 апреля 1814 года после двадцати трех лет отсутствия Людовик XVIII высадился на французской земле в Кале и стал ждать решения своей судьбы.
3 мая под колокольный звон и пушечный салют Людовик XVIII совершил торжественный въезд в Париж, а 13 мая Талейран, уже переставший быть главой временного правительства по причине прекращения его деятельности, был назначен им министром иностранных дел.
Жозефина слишком много знала
Историк Луи Блан пишет:
«После Реставрации, которая возвела на трон Людовика XVIII, факт существования и признания Людовика XVII остановил бы весь ход событий и создал бы неисчислимые затруднения».
С подобным утверждением трудно не согласиться. В этой связи можно себе представить, как недоволен был Талейран, сделавший серьезную ставку на Людовика XVIII, узнав о начавшихся 16 апреля 1814 года встречах русского императора Александра с бывшей императрицей Жозефиной и о разговорах, которые они вели. Недоволен – это еще мягко сказано. Талейран был возмущен, даже взбешен. Этот умелый интриган прекрасно понимал, что и без словоохотливой Жозефины Александр с антипатией относился к Людовику XVIII. Более того, русский император-победитель выискивал какие угодно предлоги, лишь бы избежать его восхождения на французский трон. Он говорил, что вопрос о преемнике Наполеона должен решить французский народ, упоминал кандидатуру Эжена де Богарне, а однажды даже обмолвился о том, что умно организованная республика больше всего соответствовала бы духу французской нации.
Талейрану необходимо было контролировать каждый шаг русского императора, а тот вдруг зачастил в Мальмезон, где явно попал под влияние этой проклятой креолки и ее дочери Гортензии.
И что же такого опасного могла ему рассказать Жозефина?
Для ответа на этот вопрос следует обратиться к книге библиотекаря герцогини Орлеанской Лабрели де Фонтена «Откровения о существовании Людовика XVII, герцога Нормандского», изданной в Париже в 1831 году. Этот автор утверждал, что Жозефина рассказала русскому царю о том, что Людовик XVII, сын казненных Людовика XVI и Марии-Антуанетты, вовсе не умер в тюрьме замка Тампль, а скрывался где-то в Вандее, ожидая возможности взойти на трон. Глубоко взволнованный этим, Александр якобы немедленно отправился к Талейрану и потребовал от того возвести на трон Франции человека, имеющего на это больше прав, нежели Людовик XVIII.
Заявление Лабрели де Фонтена не осталось незамеченным, и газета Légitimité, правда уже в 1897 году, опубликовала статью, в которой говорилось следующее. Якобы Жозефина вместе с Баррасом освободила сына Людовика XVI и Марии-Антуанетты из тюрьмы Тампль с помощью своего хорошего знакомого, такого же, как и она, выходца с Мартиники, назначенного наблюдать за ребенком.
В этой статье читаем:
«Баррас поменял дофина на немого, тщедушного и золотушного мальчика, для того, чтобы не иметь неприятностей с революционными комитетами. Дофин уехал в Вандею, затем немного пробыл в Бретани, после чего вернулся в Вандею и там спрятался».