Дух из черной комнаты - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Франсуа Шаба cтр.№ 14

Я схватил балетку в тот момент, когда таоракнаборстильсену удалось при помощи вероломной уловки повалить мою сестру на пол. Одновременно почетный корреспондент выскочил из дырки в пакете и помчался в мою сторону, семеня лапками что есть мочи. Он несся с такой скоростью, что его заносило то вправо, то влево.

– Алеткуыстр! – просипел он, тяжело дыша.

– Тотор, я не понимаю по-русски.

– Да нет, пф! Я, пф! Говорю, пф-пф! Балетку, пф! Быстро!

Я отдал туфлю хомячку. Таоракнаборстильсен издал странный, почти мелодичный звук. Он отвернулся от Жеронимы и в безнадежном усилии вытянул свои четыре руки… Федор Федорович Тоторский бросил внутрь балетки горстку сахарной пудры, которая у него все это время была зажата в лапке.

Чудовище заревело:

– Так Моекузо Лэктонг Со…

Я узнал эти слова. Это было начало предложения, которое монстр просил меня выучить – как мне теперь казалось, это было много веков назад. Не знаю, была ли это безнадежная попытка призвать на помощь судьбу, но, как бы то ни было, у него ничего не вышло. Он неожиданно замолчал. И исчез.

Дверь моей комнаты с треском распахнулась.

– Мама! – сказала Жеронима.

Вид у нее был намного более испуганный, чем когда она сражалась с монстром. Увидев лицо мамы, я понял почему.

Следом за ней шел папа.

– Вы опять разбили окно, – всхлипнул он.

– Это из-за…

Я остановился на полуслове. Ведь мы обещали Федору Федоровичу Тоторскому молчать. Тот смотрел на нас снизу вверх, шевеля своей симпатичной невинной мордочкой голубого русского хомячка. Голубого и белого – он был покрыт сахарной пудрой.

Нам повезло, что нас не привязали к кроватям и не заклеили рты скотчем. Кажется, родители испытывали соблазн сделать это.

Мама прыгала на месте, словно хотела раздавить целую армию тараканов.

– Да что вам в голову стукнуло? Теперь вы посыпаете пудрой несчастное животное?

– И вы опять разбили окно, – повторил папа.

– Это не мы! Это…

– Слушаю тебя, Эдгар. Это, наверное, хомячок? Уверена, это он. Вон какой у него виноватый вид.

– Но, мама…

– Жеронима, у тебя три секунды, чтобы вернуться в свою комнату. И если выйдешь из нее до того, как надо будет вставать в школу…

– Это несправедливо!

– В спальню, я сказала! А тебе, Эдгар…

Мама немного напоминала Горгону. Я избегал ее взгляда, чтобы не превратиться в каменного человечка.

– Я думаю, что следует – пока не придумала ничего получше – на всю жизнь запретить тебе играть в приставки.

– Когда мне будет восемнадцать, я стану делать что захочу.

– Хорошо. Но уже не в моем доме.

– Когда-нибудь вы поймете! Когда-нибудь вы будете меня благодарить… плакать… от благодарности!

– Жду не дождусь. А это еще что? Ах да, это тот вонючий башмак, который ты нам принес. В помойку!

Услышав эти слова, Федор Федорович Тоторский стал попискивать, как настоящий хомячок. По его мимике я понял, что он в полном ужасе.

– Закрой этого грызуна в клетке! От этих животных одна грязь! – распорядилась мама.

– Все готово, – проворчал папа, заклеивая окно скотчем. – Держаться будет. Не знаю, как им это удалось, но на этот раз окно было как будто выбито снаружи.

Озадаченный, он внимательно посмотрел на меня. Я ничего не сказал. Врать уже не получалось, к тому же эта безумная ночь меня очень утомила.

Наконец родители вышли из моей спальни; мама двумя пальцами несла яблочно-зеленую балетку таоракнаборстильсена.

Почетный корреспондент меж тем прильнул к прутьям клетки и нетерпеливо задергал их.

– Выпусти меня отсюда, товарищ Эдгар! Это катастрофа!

– Ну что теперь? Таоракнаборстильсену капут, все в порядке!

– Капут, какой еще капут? Ему совсем не капут, он в балетке! Его забрала твоя мама!

– О нет, только не это!

– Нельзя было давать этому чудовищу ингредиенты для Унги. Если бы ты не помог ему выбраться, он бы еще тысячи лет сидел в своей Темной тюрьме. Это ты во всем виноват. Вытащи меня отсюда, bistro!

– Его нет в балетке.

– Он в балетке! Говоря техническим языком, он расплавлен-карамелизирован.

– Сам ты расплавлен. И карамелизирован к тому же. Сейчас я хочу спать. Хватит мне сегодня наказаний.

Сапфировый хомячок сложил лапки на груди.

– Именем Кодекса Скрытого мира я, Федор Федорович Тоторский, именуемый Третьим, почетный корреспондент, приказываю тебе подчиниться.

– Ага. Побегай в колесе, это поможет тебе немного расслабиться.

Я набросил на клетку свою майку. После некоторого молчания (представляю, какое выражение было на мордочке у Тотора – к тому времени я его неплохо изучил) послышался едва приглушенный тканью низкий голос с сильным акцентом:

– Он расплавлен-карамелизирован, но он жив. Его так просто не остановишь.

Я вытянулся на кровати и стал думать. Расплавлен-карамелизирован? Я настолько одурел от всех этих событий и бессонной ночи, что ничего не соображал. Вот бы Жеронима была рядом. Это чувство – потребность видеть свою сестру – было совершенно новым для меня. Ведь она проявила мужество и верность – иначе и не скажешь. Я вспомнил о том, что заставил ее пережить за все эти годы, и мне стало стыдно.

Издалека я слышал требования Федора Федоровича Тоторского, доносившиеся из накрытой клетки:

– Расплавление-карамелизация длится только около двух часов. Товарищ, надо сходить за балеткой. Товарищ! Товарищ Эдгар!

Но я засыпал.

– Вставай!

– А? Что? Это не настоящий лесной дух!

Мама хотела открыть окно в моей спальне, но, поскольку оно было кое-как заклеено, не сумела этого сделать. Она повернулась ко мне:

– О нет, только не снова! Хватит этих духов и прочей чуши! Вставай! Конечно, ты как вареный – ведь ты спал всего около часа. Быстро в туалет!

За кухонным столом уже сидела Жеронима. Мы пристально посмотрели друг на друга, как будто хотели найти признаки того, что все произошедшее накануне нам привиделось. Тотор! Спросонок я и забыл про него. Я вернулся в спальню. Майка по-прежнему висела на клетке. Я приподнял ее… Русский хомячок лежал, вытянувшись на спине, со скрещенными на груди лапками и приоткрытым ртом. Кончиками пальцев я тихо постучал по стенкам клетки. В этот момент папа, который несся как смерч по коридору, бросил мне на бегу: