Дети взрослым не игрушки - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Мурашова cтр.№ 27

– Знаете, там у вас какой-то мужчина уже сорок пять минут, с открытия поликлиники у двери сидит. Без ребенка.

Мужчина заходит в кабинет, не садится.

– Я… я…

– Садитесь. Как вас зовут? Кто вы по роду деятельности?

– Михаил… дифференциальные функции в прикладном анализе… то есть квантовые возможности в программировании… простите…

Вдруг он резко выхватывает откуда-то небольшой планшет, снова вскакивает и сует его мне под нос (я даже отшатываюсь от неожиданности).

– Вот я!

Вижу статью из «Википедии» и его фотографию. На фотографии он моложе и не такой встрепанный. Успеваю прочесть три строчки, смутно понимаю, что он – где-то там на острие развития математики-программирования. Но тогда почему здесь, а не в Калифорнии?

Убирает планшет, и – как-то догадываюсь: он думает, что я уже все прочитала. Может быть, не один раз.

Смутная догадка-ассоциация.

– Как зовут вашего ребенка?

– Апрель.

Разговаривать с программистом Михаилом – мука мученическая. Не буду издеваться над читателем, перескажу своими словами.

Михаил, в отличие от бывшей жены, действительно пришел за советом. Он долго выбирал, собирался с силами (общаться с незнакомыми людьми ему невероятно тяжело), как-то упомянул мою фамилию (но не причину возможного обращения) бывшей жене, и она (у нее никаких проблем с общением нет и в помине), видимо, решила нанести «упреждающий удар» – этим и объясняется ее визит ко мне.

Михаил берет всю вину на себя. Он виноват с самого начала: нелепый, необщительный, талантливый, но с откровенными странностями, увидел легкую, милую, красивую и общительную девушку – и влюбился, и понадеялся неизвестно на что. Противоположности дополняют друг друга и всякое такое. Ей льстило, он считался перспективным, она его водила на веревочке, как пса экзотической породы, показывала подружкам. Ее родителям он не нравился. Но она хотела замуж, он женился. Говорить было не о чем с самого начала. Он много работал, она капризничала и хотела ходить в кино, в гости и на вернисажи. Он понял, что ошибся и не может составить ее счастья. Заговорил о разводе. Она забеременела.

Апрель был проблемный буквально с рождения. Она уставала, лечилась от депрессии, он старался помогать. В три года поставили диагноз аутизм. Она вдруг увидела поле деятельности, собралась и стала «бороться за сына». Нашла новых друзей, круг, стала общаться, лучше выглядеть. Пыталась втащить туда Михаила. Он буквально с двух раз понял: нет, невозможно! Она устраивала по два скандала в день, как по расписанию: на меня тебе давно наплевать, но вот я бьюсь с твоим больным сыном как рыба об лед, а ты не хочешь даже… Он понял: если есть желание остаться трудоспособным, надо спасаться. После долгих колебаний принял решение: буду общаться, буду отдавать на реабилитацию, поездки, педагогов и всякое прочее все деньги, какие смогу, но – ухожу. Ему показалось, что сначала, разъехавшись, они оба испытали огромное облегчение. Он спокойно и успешно работал. Она не работала, занималась ребенком и его развитием-обучением.

Так прошло несколько лет. Он профессионально преуспевал. С Апрелем виделся регулярно, делать с ним ему было, понятное дело, нечего, но в целом они друг другу, кажется, нравились: при общении с отцом Апрель был спокойный и припадков практически не случалось. Михаил готов был с ним гулять (собирать палочки для последующего ломания), но матери хотелось все контролировать. В квартире Михаил пытался учить сына математике и программированию, бывшая жена шипела: выключи этот зомбоящик! Лучше бы научил его пирамидки собирать и ложкой есть!

По моей просьбе Михаил назвал сумму, которую ежемесячно переводит жене и сыну. Я впечатлилась. Его звали работать за границу, она говорила: уезжай, пожалуйста, сына больше не увидишь. Он любил сына, как умел, и искренне сомневался, что когда-нибудь еще рискнет испытать семейное счастье; стало быть, других детей, по его понятиям, у него никогда не будет.

Чуть больше года назад бывшая жена сказала: я сижу с ним все время как привязанная, у меня нет никакой жизни, няню можно только днем пригласить, да еще он с ними скандалит, и они отказываются.

Михаил слушал, не понимая. Ей нужно больше денег? Потом она разозлилась и сказала напрямую: ты мог бы иногда брать его к себе с ночевкой на пару-тройку дней, в Европе все так делают. Он подумал, что у нее завелась какая-то личная жизнь, и решил, что она права.

Он стал брать Апреля к себе каждые две недели на четыре-пять дней. Сын ему почти совсем не мешал. Ел пиццу и лапшу, ломал свои палочки, резал листья, сначала иногда скандалил, но, когда Михаил к нему поближе присмотрелся и понял, как что устроено, скандалы прекратились совсем.

– Я был счастлив, – сказал Михаил.

Его очень трудно слушать и понимать, если это не формулы, – я это испытала на себе, сам он это знает с детства и всегда старался никого собой «не грузить». Все держал в себе, друзей не было, математика спасала.

Апрель его слушал с удовольствием. Когда он заканчивал говорить, мальчик с приглашающей интонацией повторял последние несколько фраз: дескать, давай еще.

Впервые в жизни у него появился собеседник. Не кто-нибудь – родной сын.

– Он вырезает листья.

– Я знаю…

– Я думаю, не знаете, – влез в сумку с ноутбуком и двумя пригоршнями высыпал на ковер.

Я ахнула. Из разной бумаги, разных пород, от малюсеньких до огромных – тончайшие детали, абсолютно живая асимметрия. Диковинный листопад у меня на ковре.

– Мы с ним в ботанический сад в оранжерею ходили и в парки. Он только с натуры может, с картинок в энциклопедии – нет. Он у меня их режет, потому что знает, что я не буду, как мать или в школе, пытаться их приспособить – его это пугает почему-то, он даже говорит: НЕ поделки…

– Это правда, – говорю я. – Это не поделки. Это что-то другое, какая-то часть его мира.

– Это часть, и она всем известна, – говорит Михаил. – Есть другое.

Михаил – математик, и только потому он увидел, что цифры и числа, которые часами пишет Апрель, – не просто так. Я сама понимаю только какие-то совсем элементарные вещи типа ряда Фибоначчи или простых чисел. На самом деле всяких таких математических штук очень много, и Апрель имеет к ним какой-то особый ключ доступа. Михаил не может ошибаться.

Значит, Апрель – савант. Саванты – это такие люди с нарушениями развития, у которых какая-то одна способность развита феноменально. Считают в уме огромные числа, или фотографическая память, или еще что-нибудь такое.

Теперь Михаил просит совета: сказать матери Апреля или не сказать?

Она сама не заметит, и учителя его, судя по всему, тоже. Михаил – воспитанный человек, он не говорит попросту: у них ума не хватит; он говорит так: они не имеют соответствующих компетенций.

Если сказать, она наверняка (и найдутся люди, которые ей помогут) сделает из Апреля такой интернет-бренд: чудо-мальчик-аутист, который умеет… Ей это понравится, она будет просто в восторге. Савантов мало, Михаил все про них прочел. Он не хочет, и сам Апрель точно не хочет. Им обоим нравится, когда спокойно, приглушенный свет, никого нет и никакого шума. Если течет вода – это идеально. И можно заниматься своим делом.