Дети взрослым не игрушки - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Мурашова cтр.№ 24

– Пожалуй, представляю, – кивнула я.

– С того дня все мои «самоволки» были строго векторизованы. Я искал вход в обиталище таинственных уродов. И, естественно, довольно быстро нашел: диаметр уходящей под забор сточной канавы оказался для меня вполне достаточным. Там было очень грязно, но я моментально нашел выход – принес из дома и спрятал в кустах свои старые брюки и драную футболку, в которые и переодевался перед форсированием канавы. Территория уродов оказалась чистым, безлюдным и, к моему разочарованию, довольно скучным местом. Три двухэтажных дома и один одноэтажный. Есть вроде бы прачечная (у входа стоят два ящика с бельем). Из нескольких окон пахнет пригоревшим молоком – наверное, столовая или кухня… И это все?

Я крался вдоль забора с внутренней стороны, там, где рос иван-чай и иногда кусты. Окна даже первого этажа были слишком высокими, чтобы я мог в них заглянуть. В этот момент из «столовой» вышел огромный (для меня тогдашнего) мужчина, толкавший тележку. Я метнулся в узкий промежуток между забором и одним из двухэтажных зданий, почти сплошь заросший высокой крапивой. От ожогов я приглушенно взвизгнул и тут же закусил ладонь. Но выйти было нельзя, и я прислонился к забору, стараясь не шевелиться. В этот момент сверху отворилось окно и раздалось какое-то странное мычание. Ни жив ни мертв я поднял взгляд и увидел большую голову с маленьким треугольным личиком и огромными светло-коричневыми, почти желтыми глазами. Потом – оживленно жестикулирующие, невероятно тонкие руки. И опять мычание. Тут я понял, что встретился с одним из обещанных мне няней уродов. Еще помахав руками, он улыбнулся мне, и я, преодолев страх, улыбнулся ему в ответ.

– Вы еще приходили туда?

– Каждый раз, как только мог. Спустя две недели я научился убегать поздним вечером, через окно, когда меня укладывали спать в моей комнате на первом этаже. А у них после девяти был полный отбой; всем «буйным» просто вкалывали успокоительное.

– Ваш знакомый все-таки мог говорить? Или вы потом познакомились с кем-то еще?

– Нет, он был глухонемым. Кажется, он знал язык жестов, но я его, конечно, не понимал. Иногда нам удавалось обмениваться записками (он писал крупными и корявыми печатными буквами), но больше мы общались на придуманном нами самими языке. И вскоре уже неплохо понимали друг друга. И вполне себе оживленно общались часами: задавали вопросы, отвечали, вместе смеялись и грустили. Это была одна такая большая и увлекательная шарада, приключение – и для меня, и для него. Я не знаю, сколько лет ему было, но сейчас думаю, что существенно больше, чем мне. Пятнадцать? Шестнадцать? Он не мог ходить – только ползать. Сидеть тоже долго не мог, мешала огромная голова – уставал. В палате он был самым смышленым и развитым, хотя остальные и слышали, и могли бы говорить, если бы… ну, в общем, вы понимаете. Их мир был крайне узок. Телевизора у них не было. Было радио, но он его не слышал. Я приносил всякие вещи: игрушки, сласти, цветы шиповника, сосновые ветки, стручки акации, книжки с картинками, ведерко с песком, водоросли, жуков в коробочке. Он спускал в окно веревку, связанную из кусочков, я привязывал, он поднимал наверх. С видимым наслаждением рассматривал, нюхал, трогал, мял, листал, ломал. Иногда отходил от окна – давал мне понять, что показывает принесенное мною другим. Другие как-то откликались, я слышал из глубины комнаты странные звуки. Если силы его тонких рук не хватало, он использовал для подъема развивающих материалов однопалатника – тоже неходячего, но с сильными руками, зверообразного, вообще без лба – жесткие черные волосы углом росли у него прямо от переносицы. В конце встречи все принесенное неизменно спускалось обратно – мы шифровались не хуже моей пьяницы-няни. Однажды он попросил молоток. Мне было всего десять, но я что-то почувствовал – и дал ему понять, что не сумел его найти. Как ни странно, нам было хорошо и интересно вместе. Он хотел все знать о мире, в котором я живу, я нарисовал ему план моей дачи, показал фотографию семьи, принес убогий рисунок моей школы. Я тоже хотел знать. Он спросил: ты уверен? Я сказал: да. Тогда он велел мне прийти попозже, принести толстую веревку, привязать ее конец к палке и кинуть палку в окно. Зверообразный парень помог мне подняться по веревке наверх. Мой друг стал моим Вергилием. Мы даже сумели выйти в коридор и пройти по всем шести или семи палатам. В эту ночь мой мир перевернулся вверх тормашками. Голова казалась стеклянной. Но я спокойно вылез в окно и пришел домой. На следующий день у меня поднялась температура до сорока одного градуса. Но я все равно рвался пойти туда и кричал в бреду: пустите, он меня ждет! Как только мне стало лучше, я снова был под его окном, в изрядно вытоптанной крапиве. Он дал мне понять: я думал, ты больше не придешь. – А вот фиг тебе! – ответил я. Но через неделю нас поймали, ибо как мы ни шифровались, но персонал все же что-то заподозрил…

Мне пригрозили милицией, и я сразу же назвал фамилию и адрес. Отпустить меня отказались, кто-то из персонала пошел к нам на дачу. Заведующая велела запереть меня в кабинете. Я рыдал. Одна из служащих сказала сама себе: пусть они попрощаются, – и отвела меня под окно. Я до сих пор вижу эту картину в малейших подробностях, как видеоклип. Он махал руками и улыбался. Я продолжал рыдать. Редкостный случай – дедушка сам приехал за мной на машине…

– Что было потом?

– Няню выгнали со страшным скандалом, меня забрали в город. На следующее лето мы поехали в Крым. Потом меня отправили в лагерь в Болгарии. Потом – еще что-то. Потом академическую дачу не то продали, не то отобрали… Я пытался говорить с родителями, с дедом – они испуганно отмахивались.

– Вы еще бывали там?

– Приехал уже взрослым. Увидел на том месте ресторан и гостевой дом.

– Вы помните его фамилию?

– Мы не знали даже имен друг друга. Он называл меня «мальчик из крапивы», а я его – «урод из окна».

– Это работа для гештальтиста, – подумав, сказала я.

– Всё уже было, – вздохнул Роберт. – Два стула и прочее. Он ничего мне не ответил. Стало только хуже. Кроме гештальта, были еще психодрама, и арт-терапия, и… рассказывать дальше?

– Пожалуй, нет. Кто вы по жизни?

– У меня своя фирма по организации праздников. Вы не представляете, как бушевала моя естественнонаучная семья, когда я озвучил свои предпочтения. Они кричали, что не позволят, чтобы их единственный наследник организовывал бег в мешках в санаториях…

– Представляю, – вздохнула я. – А почему?

– Мне хотелось нести радость, а не резать лягушек.

– Понимаю. Но, увы, кажется, я не могу предложить вам ничего из того, что вы еще не пробовали.

– Да, конечно, отпустить меня мог бы только он сам… Простите, наверное, мне просто хотелось еще раз вспомнить… Вы ведь биолог, вы понимаете, что, кого я увидел в ту ночь?

– Да.

– Спасибо, простите еще раз. До свидания.

* * *

Я не могла не думать. У меня тоже хорошее воображение. Ночь, крапива, встреча двух миров, экскурсия десятилетнего мальчика по закрытому для всех аду за высоким забором. Гештальт не сработал. Почему? Однажды я вспомнила его слова: я и сейчас вижу это как видеоклип, в мельчайших подробностях. Зачем мозг это сохранил? Может быть, там есть разгадка, решение? Видеоклип – это не картинка, это движение. Нашла телефон, позвонила.