— После. После все, — отмахнулась Злата и бросилась в сеновал.
Все остальное после. Сейчас главное — помочь Радимушке.
В раскрытых воротах показался Радим, с трудом удерживавший бьющуюся Всемилу.
— Я помогу! — Злата попыталась перехватить руку Всемилы — на щеке Радима уже цвели алым три царапины.
— Я сам! — стиснув зубы, ответил Радим. — Его убери. Убью!
— Кого? — не поняла Злата, отступив в испуге.
Не тронулся ли умом Радим? Кого убрать? Кого убьет?
— Его! — мотнул головой Радим в сторону отступившего Олега.
Тот, казалось, и не слышал. Он расширившимися глазами смотрел на Всемилу и то сглатывал, то судорожно облизывал губы.
— Не смотри! — рыкнул Радим и поспешил к крыльцу.
Олег отступил еще на шаг, а Злата в растерянности следила за тем, как Добронега быстро перехватывает руку Всемилы и все-таки убирает ее от лица сына, как Радим, шатаясь, поднимается по крыльцу, и не понимала, за что убьет? Что случилось?
— Что случилось? — Злата в растерянности повернулась к белому как полотно Олегу.
— Давно так? — хрипло выдохнул Олег, глядя на закрывшуюся дверь.
Злата знала, что сейчас еще и ставни наглухо закроются, и ворота. Дом Добронеги словно исчезал из мира в такие моменты.
— Давно, — тихо ответила Злата. — Что тут было?
Олег только замотал головой, словно не мог произнести ни слова. Ладно. Все после. Сейчас другое нужно.
— Ты уходи, Олег. Мне ворота запереть нужно, кабы не увидел кто.
Олег встрепенулся, словно только сейчас очнулся.
— Злата, я… Злата… все не так. Радим не так понял. Я…
Скрипнула дверь, и с крыльца усталой походкой спустилась Добронега. В такие моменты годы словно разом ложились ей на плечи и у Златы начинало ныть в груди. Добронега подняла голову и посмотрела прямо на Олега. И странный то был взгляд, недобрый.
— У платья ворот разорван, — негромко сказала она, не сводя взгляда с Олега.
— У… у какого платья? — растерянно прошептал Олег.
— Всемилиного!
— Так Радим вон что… Я… Нет! Добронега, нет!
Олег отчаянно замотал головой, и Злата, даже не понимая, о чем речь, поверила ему в тот же миг. Он не может врать. Просто не умеет.
— Правду рассказывай! — строго сказала Добронега.
— Всемила попросила помочь ей. Я пошел. А там… она странное что-то говорила. А потом с ней это… Давно это, Добронега?
— С детства, — устало проговорила мать Радима, и Злата вдруг поняла, что не одна она верит Олегу. Вот теперь бы Радимушку убедить.
— Вы делали что с этим?
— Ты иди, Олег, — перебила Добронега. — Радим сейчас слушать не станет. Мы после поговорим. Всемилка… она… Посмотрим, что завтра скажет. Сейчас иди.
Злата с разрывающимся сердцем смотрела на Олега, который в этот миг выглядел так, будто не было ему и пятнадцати зим. И чувствовала она его боль, видела, что он уже и с побратимством попрощался, и со Свирью.
Со вздохом заперев на засов тяжелые ворота, она погладила притихшего Серого. Сейчас нужно было набраться сил на долгую, бесконечную ночь.
Олег вернулся утром. Злата увидела в распахнутое окно, как Добронега отпирает ему ворота и они о чем-то беседуют. Всемила наконец уснула, и Злата знала, что проспит та теперь до вечера. Так что самое время попробовать накормить осунувшегося Радимушку, утешить, успокоить. Сделать хоть что-то.
Радим неслышно подошел сзади, обнял, прижал к себе крепко и зарылся носом в волосы. Златка улыбнулась и накрыла его руки своими. Все наладится. Они справятся. И тут Радим так сжал руки, что Златка невольно вскрикнула. А он, даже не обратив внимания, бросился вон из горницы. Только тут Злата поняла, что Радим увидел побратима. Она побежала следом, путаясь в подоле. Ну что ж этот Олег? Совсем ума нет?
Только куда ей было угнаться за Радимом? Хвала Богам, что Добронега с Олегом стояла. Горяч был Радим, ой, горяч, когда дело Всемилы касалось. Вот и сейчас на месте его удерживало лишь то, что Добронега положила ладонь на сыновью грудь. Злата подбежала ближе.
Олег выглядел таким же осунувшимся, как и они все, да еще на его щеке расцвел большой синяк. Злата приблизилась к Радиму, протянула руку коснуться плеча, но передумала. Мать сейчас он скорее послушает.
— Зачем пришел? — в голосе Радима слышалось столько злобы, что Злате стало страшно. Редко он бывал таким, а уж коли бывал, так жди беды.
Олег глубоко вздохнул, посмотрел на горшок, который сжимал в руках, и протянул его Добронеге:
— Вот. Это… Это для Всемилы.
— Для Всемилы?! — громыхнул Радим. — Из ума выжил, раз решил, что я ей что-то из твоих рук теперь дам?
Олег сказать что-то хотел, но только воздухом поперхнулся и еще ниже голову опустил.
— Уходи, забирай то, что принес, и чтобы духу твоего не было. Вернешься — головы не сносишь.
Олег медленно поднял голову, посмотрел на Радима, и у Златы слезы на глаза навернулись. Ну куда он пойдет? Он же один в целом свете, да даже если сделал он что Всемиле… Только сердце не верило, что сделал. Не мог он!
— Радимушка, — начала Злата, — давай Олега послушаем.
— Златка! Не лезь, куда не просят.
— Нет, Радим, пусть Олег сперва все расскажет, а потом уж будем решать, идти ему куда или не идти, — твердо произнесла Добронега.
Радим, прищурившись, посмотрел на мать, потом на Злату.
— Сговорились?
Злата опустила взгляд.
— Пусть говорит, — повторила Добронега.
— Говори, только быстро, — бросил Радим Олегу, а сам прочь отошел да еще спиной повернулся, словно что чудное на заборе увидел.
Олег бросил взгляд в спину побратима и быстро заговорил. Редко когда он говорил так быстро по-словенски. Не иначе готовился.
— Эта трава здесь не растет. Я вчера у купцов, что с севера, купил. Отвар поможет.
Говорил он все это, глядя на горшок. Злата смотрела на его побелевшие пальцы, сжимавшие горшок, и ей очень хотелось, чтобы Радим не был так упрям и чтобы Олег объяснил хоть что-то, а потом она услышала голос Добронеги:
— От чего поможет, Олег?
— От… от того, что вчера было. Она ведь не сразу такая. Сначала беспокойная, верно? Если раньше выпить, то не будет ничего. Просто уснет и проснется отдохнувшей.