Всемила крепко задумалась и чуть не вздрогнула, когда хванец рот раскрыл:
— А при чем жена и Радим?
— При всем! Успокоится Радим, что ты с семьей, да и поутихнет все.
— Странная ты, — снова прищурился хванец.
Всемила решила не отвечать. Уж кто бы тут про странность говорил.
— А у тебя жена была? — спросила она вместо ответа.
Хванец покачал головой, глядя на нее так, будто… Ну вот что он так смотрит?! Всемила почувствовала, что снова злится. Ведь она добром хотела.
— А я красивая, хванец?
Зачем спрашивала, если и так ответ знала?.. А уж что он думает, так и вовсе неважно.
— Красивая, — медленно ответил хванец, и сердце Всемилы все равно подскочило. Значит, не только для свирских молодцев она хороша. Чудесники те хваны или не чудесники, а все то же… — В Свири все девушки красивые, — закончил он.
Всемила вскинула голову, проверить, не шутит ли. Хванец не улыбался. Смотрел прямо, и даже тени смятения не было. Потом коротко улыбнулся и пошел к двери.
— А самая красивая которая? — все же спросила Всемила вслед. Она почти готова была завершить разговор добром.
— Воеводина жена, — не оборачиваясь, ответил хванец и захлопнул дверь.
А Всемила смотрела на закрывшуюся дверь и думала, что она ведь вправду почти хотела добром это разрешить. Что ж. Теперь пусть сам на себя пеняет.
***
Всемила готовилась к этому пуще, чем Радим к своим походам. Все лежала ночами бессонными да думы думала. И все одно выходило: нужно показать Радиму, каков хванец на самом деле. Или, вернее, каким его Всемила назначила. А то, что хванец этот живой и ему худо от того будет, Всемилу заботило мало. Она борется за свое, а он еще и сам по-доброму не захотел.
То утро выдалось не по-весеннему теплым, так что Всемиле даже не пришлось сильно в шаль кутаться. Она знала, что это произойдет сегодня. Все у нее получится. Сердцем чуяла. А еще вчера она услышала, как Велена говорила матери, мол, сама завтра поутру придет или Олега пришлет. Всемила подумала, что сама Велена не придет — стара уже она, чтобы лишний раз со свертками по Свири бегать. И уж коли Олег завтра не на службе, то он-то к ним с матерью и заглянет.
Нужно было еще как-то вызвать Радима, и Всемила весь завтрак думала, как. Послать за ним, чтобы просто пришел? Так решит еще — случилось что. А ей нужно вести себя, как обычно. Мать с самого утра и так смотрела с беспокойством. Даже спросила, в добром ли Всемила здравии. Всемила только отмахнулась. В добром, в добром. А к вечеру еще лучше будет!
И не успела она предлог придумать, как Радим сам к ним пришел. Да не один, а со Златой. Ну, еще лучше. Вот пусть все и увидят.
Радим был ласков, Злата тоже смешное рассказывала, а Всемила слушала вполуха да все в окно поглядывала. День близился к полудню, и она не находила себе места. А ну как Велена сама притащится или кого другого пришлет? Всемила сбегала в свои покои переодеться и проверить, все ли готово как надо. Убедилась: все. Легкая шаль накинута так, что ничего и не видно.
Приход хванца она всем нутром почуяла еще до того, как Серый во дворе зашелся радостным лаем. За миг до этого Всемила выскользнула во двор. Радим был у матери — шептались о чем-то.
Хванец открыл калитку и улыбнулся Серому, подняв высоко над головой какой-то сверток. Это он правильно — Серый коли на задние лапы встанет, так такого воина на голову выше окажется.
Хванец потрепал Серого по ушам и только тут заметил Всемилу. Быстро отвел взгляд, пробормотал приветствие, но Всемиле недосуг было слушать его бормотание — время было дорого. Не зря же она так долго к этому готовилась.
— Олег, мне помощь нужна, — с улыбкой проговорила Всемила, глядя на то, как меняется лицо хванца. Потом только поняла, что в первый раз его по имени назвала. Не насторожился бы. Впрочем, коль и насторожится, то деваться некуда. Не откажет же он в помощи.
Всемила быстро направилась к открытому сеновалу — только бы в окно никто не выглянул. Кажется, Боги миловали. Никто их не заметил.
В сеновале было сумрачно. И хорошо. Пусть сначала войдет. Всемила прошла вглубь сеновала и обернулась. Только бы не в дверях стал — тогда трудно будет. Хванец в дверях помедлил, но прошел дальше, быстро оглядываясь.
— Что сделать нужно? — спросил он и наклонился, чтобы положить Веленин сверток на перевернутое корыто. Лучше и придумать нельзя было.
Всемила бросилась вперед и схватила резко выпрямившегося хванца за плечи. Он был чуть выше нее. Конечно, Радим бы скорее поверил, если бы чужак был могуч да силен, впрочем, и этот не девка все ж. Мелькнула запоздалая мысль, что Радим может усомниться. Да только что будет? Ее слово против слова хванца? Всемила улыбнулась.
Хванец отодвинулся, насколько смог, и отклонил голову, прижимаясь затылком к стене. Ну, вот теперь и Радиму пора заволноваться, где она.
— Всемила? — голос чужака звучал хрипло.
— Да, Олег? — улыбнулась Всемила.
— Чего ты хочешь?
— Поцелуешь меня? Я не Злата, конечно...
Ожидала, что хванец взбрыкнет, разозлится, но он не двинулся с места, только взглядом по лицу скользнул таким, точно она не в себе. “Вон ты как смотришь! Ну, ничего! Не долго тебе осталось!”
— Ну же! Поцелуй! Или я сама. Жены, говоришь, у тебя не было? А девка-то хоть была? Или у хванов только после свадьбы бывает?
— Всемила, успокойся. Хорошо все.
— Я знаю, что хорошо! — почти выкрикнула Всемила.
Да где же Радим? Где он?
— Ты успокойся, — повторил хванец и коснулся ее бока ладонью. Ну вот. Почти обнял. И не как побратим. Правы подружки были. Все они одинаковы. Саму Всемилу, правда, до этого никто за коленки не хватал — кто б сестру воеводы осмелился тронуть? — но подружки сказывали, что резвы ребята мочи нет.
Всемила улыбнулась. Как она все славно придумала. Такого Радим хванцу не спустит. Побратим — не побратим. Скоро хорошо все будет. Только вот дышать отчего-то стало трудно.
— Успокойся. Все хорошо, — заладил хванец.
В распахнутые ворота Всемила увидела сбежавшего с крыльца Радима и снова улыбнулась. Ну, вот и славно. Она резко оттолкнулась от хванца, а тот вдруг потянулся к ней, удерживая за плечи. Он что-то говорил — то ли повторял ее имя, то ли что еще. Всемила отчаянным движением выпуталась из шали. Под шалью было платье с надорванным воротом, ворот нижней рубашки тоже был надорван. Хванец, кажется, даже не заметил. Он все так же что-то говорил, а Всемила вдохнула и крикнула что есть мочи: