Всемила сощурилась. Учить ее вздумал!
— Делаешь что?
— Уже ничего, — ответил хванец и спрыгнул на пол.
В руках он держал большой резец. Всемила посмотрела на горку стружек на полу, на его засыпанную стружками рубаху и спросила:
— Мести здесь кто будет? Думаешь, я?
— Зачем? — спокойно ответил хванец. — Я сам.
Он убрал резец в сумку, что валялась тут же на полу, и начал быстро сметать стружки в кучу. Всемила смотрела на него и думала, что хваны странные. Ну где это видано, чтобы воин пол мел? А девка здесь на дворе на что? Злата для того ее и держит! Но хванцу она говорить этого не стала. Пусть метет, раз ума нет.
Тот собрал стружки, ссыпал их на загнетку и, отряхнув руки, оглядел сперва пол, а потом посмотрел на Всемилу. Всемила отвернулась — не хотела она, чтобы он на нее смотрел. Не нравился ей его взгляд.
Она подняла голову и посмотрела на наличник над дверью. Оказывается, там был узор. Пока еще не законченный, но уже было понятно, каким он будет. Отчего-то Всемиле захотелось дотронуться до изгибов.
— Что это за узор?
— Хванский, — коротко ответил чужак.
— И Радим позволил его опочивальню чужими узорами портить?
Ждала, что хванец разозлится, но он спокойно ответил:
— Позволил.
— А сделай такой же перед моими покоями! — решила Всемила, круто повернувшись к хванцу.
Тот смотрел так, как порой смотрел на нее Радим. Еще не укор, но вот-вот…
— На твои не стану.
— Не станешь? — сощурилась Всемила. — А если Радим прикажет?
— Даже если Радим попросит — не стану. В узорах сила — тебе такой нельзя.
— Сила? — расхохоталась Всемила. — Я уж выросла из небылиц, хванец! Или ты так не думаешь?
— Думай, как знаешь, — спокойно ответил хванец и направился к двери.
— А почему мне нельзя? — спросила Всемила не столько из любопытства, сколько для того, чтобы задержать его здесь. Когда еще случай выпадет.
— Он для… — хванец помялся, словно не зная, как продолжить, — для мужних жен.
— То есть, коль без мужа, так нельзя?
— Нет.
— А если я себе такой на платье вышью?
Хванец сощурился, словно целился.
— Не нужно.
— А если?
— Это будет просто узор — точно повторить не сможешь, — коротко улыбнулся он.
— А если смогу?
— Если сможешь, беду можешь накликать.
— Так уж и беду?
— Всемила, я не просто так говорю, — голос у хванца звучал примирительно, словно он с дитем неразумным разговаривал. Всемилу даже зло взяло. — Не нужно. А то мне Радиму сказать придется.
— Ах, так! Радиму сказать, значит? — недобро улыбнулась Всемила, передразнивая его глупый выговор. Неприятно он слова произносил — будто песню пел. — А если я Радиму расскажу?
— Про что? — снова прищурился хванец.
— Не знаю. Хотя бы, что приставал ты ко мне, прямо здесь? Как думаешь, слушать он тебя после этого станет?
Хванец замер, точно ему ноги к полу копьями прибили, и смотрел так, будто только и ждал, что Всемила скажет, что пошутила. И хоть ничего такого она бы не сделала, успокаивать его не хотелось. Пусть знает свое место.
— Радим… — хванец закашлялся, словно голос его разом подвел. Оказалось, легко с него спесь сбить. Это только при Радиме он такой — сильный да все знающий, так что Радим как в русалочьи сети попал, слушает его, едва не рот раскрыв. А дошло до дела — вон аж краска с лица сошла.
— Радим — побратим мой. Он знает, что я бы никогда…
— Знает? Он тебя сколько знает? Даже года нет.
— Зачем ты так?
— А затем! — разозлилась Всемила из-за того, что все шло не так. — Побратим? Какой ты побратим?! Не знаю, чем ты там Радима так привязал, да только пустое это все. Ну что ты так смотришь?
Хванец и впрямь смотрел так, будто увидел перед собой раздавленного жука. Да кто он такой, чтобы вообще смотреть вот так!
— Если меня уколоть хочешь, так мне без разницы. А Радиму обидно будет.
— А ты о Радиме печешься?
— Сама знаешь, что да.
— Ничего я не знаю. Ты же молчишь. В гости только при Радиме и заходишь!
— Я вижу, что не люб, к чему лишний раз ходить?
— А ты попробуй! Может, расскажешь что о себе, так иначе все пойдет, — уже спокойней сказала Всемила, хоть и знала, не даст она теперь хванцу спуску — разозлил он ее страшно.
— Спрашивай, что хочешь.
— У тебя родные есть?
— Побрати…
— Радима оставь. Я не о нем!
— Нет.
— А были?
— Да.
— Где они?
— Умерли.
— Все?
— Да.
Хванец говорил спокойно, точно не о себе.
— Зачем ты сюда приехал?
— Радим привез.
— Ты же не бревно! Мог отказать.
— Не мог. Без памяти был.
Всемила нахмурилась. Это похоже на Радима. Подобрать кого поболезней да в дом притащить. Еще мальчонкой все то белок домой, то ежей из лесу раненых таскал.
— Добро. Тебе есть куда вернуться? Где твой дом?
— Дома нет. И я пока от Радима не могу.
— Радиму без тебя лучше! Не видишь разве, что воины шепчут? Ты ему разум дурманишь! Переиначиваешь все тут! Худо от тебя брату будет.
— Не будет!
Всемила закусила губу и потрясла головой. Ну как этому чужаку объяснить, что не нужен он здесь?
— Выходит, в Свири остаешься?
— Да.
— Ну ладно уж… — пробормотала Всемила и тут же встрепенулась: — Жениться тебе нужно!
— Что мне нужно? — оторопел чужак, даже рот, как ребенок на праздничном базаре, распахнул.
— Девку найди, что понраву, да от брата отстань. Хотя… что по нраву не получится. Ты же чужак. Кто же за тебя… Но чужак-то чужаком, а ты еще и побратим самого воеводы…