История Сицилии - читать онлайн книгу. Автор: Джон Джулиус Норвич cтр.№ 85

Конференция началась 26 января 1821 года. Император Франц и царь Александр оба присутствовали лично; Пруссия отправила полномочного представителя. Зато Британия вновь решила держаться в стороне и ограничилась появлением посла в Вене, лорда Стюарта, который, по большому счету, исполнял сугубо обязанности наблюдателя. Франция тоже не торопилась определяться со своим отношением. Фердинанд не смог вести себя подобающим образом. Дважды он клялся соблюдать конституцию, но теперь утверждал, что давал клятву исключительно под угрозой применения силы и потому его клятвы следует признать недействительными. Он не возражал, когда Меттерних предложил двинуть имперскую армию на Неаполь; ничто другое не могло вернуть ему утраченное мужество.

Итоговый вывод (о чем догадывались все участники) конференции мало чем отличался от вывода встречи в Троппау: регенту отправили сообщение, гласившее, что мятеж карбонариев ставит под угрозу мир в Европе, а потому австрийская армия, при полной поддержке России, уже идет к мятежному королевству – идет как друг, если данное королевство намерено восстановить былой режим правления, или как противник, если оно не свернет с нынешнего гибельного пути. Регент ответил, что выбор между этими двумя вариантами должен сделать парламент, заседание которого созывается в срочном порядке.

Парламент проголосовал за войну. Если бы он руководствовался здравым смыслом и не пошел на поводу «сиюминутного порыва воинственного энтузиазма» ^[166], то должен был предвидеть последствия подобного шага. Всего шесть лет назад, при Толентино, австрийцы разгромили армию Мюрата, по сравнению с которой войско карбонариев выглядело безнадежно недисциплинированным сбродом. Гульельмо Пепе, который сам сражался при Толентино, должен был бы, казалось, понимать, когда шел к Абруцци, что у него нет ни малейшего шанса на победу; реальность соотношения сил была продемонстрирована 7 марта, когда Пепе решился на стычку с австрийским авангардом у Риети. Прежде чем раздался первый выстрел, его войско попросту разбежалось. После этого все закончилось довольно быстро. Он вернулся в Неаполь 15 марта и обнаружил, что парламент изменил прежнее мнение и готов повиноваться королю. Через неделю австрийцы вошли в Неаполь. Большинство вожаков карбонариев попрятались, и регент нисколько не собирался их ловить. Пепе уехал в Лондон (ему было суждено вернуться в Неаполь в ходе событий 1848 года), как и некоторые его бывшие соратники, которым Экурт охотно предоставил паспорта – при условии, что они покинут город и страну.

Король Фердинанд получил большое удовольствие от поездки в Лайбах, а позднее, как и планировалось, встретился со своей женой-герцогиней во Флоренции. Находясь на безопасном удалении от своих владений, он назначил временное правительство. Когда герцог Калабрийский показал список членов кабинета Экурту, посол был потрясен. «Подобный выбор – это просто неслыханно! – выговаривал он. – Едва ли хоть один моложе семидесяти, а уж управлять я бы им и деревней не доверил!» Под давлением Меттерниха и прочих король назначил грозного начальника полиции, князя Канозу, который щедро раздавал наказания (обычно в форме публичной порки) всем, кого подозревали в симпатиях карбонариям; а поздней весной король счел, что может вернуться в Неаполь. Он приехал 15 мая 1822 года – и был встречен с привычным ликованием. Получив в руки список имен тридцати республиканцев, приговоренных к смерти, он помиловал двадцать восемь осужденных. Его всегда любил народ, но теперь эта любовь превратилась в нечто большее: семидесятиоднолетний Фердинанд, глубокий старик по меркам того времени, сделался олицетворением социального института. Пробыв на троне шестьдесят два года, он добился того, что мало кто из подданных (хотя они вспоминали с легким отвращением краткие периоды правления Жозефа Бонапарта и Мюрата) мог припомнить его предшественника.

Ему предстояло в октябре отправиться на заседание Веронского конгресса. Он не придавал большого значения этому мероприятию, даже намеренно откладывал отъезд из Неаполя до 22 октября и выехал через два дня после начала конгресса. В любом случае основное внимание участников встречи приковывала к себе Испания. Что касалось собственного королевства Фердинанда, была достигнута договоренность относительно сокращения численности австрийской оккупационной армии до 35 000 человек (первоначальную численность установить сложно), «которые останутся в стране до полного восстановления общественного спокойствия и реорганизации неаполитанской армии». Из Вероны король отправился в Вену, где, несмотря на холода, суровейшие за много лет, провел зиму. Там его простецкие, порою почти крестьянские повадки завоевали сердца придворных. «Он будто бы безмерно наслаждался своим пребыванием», – писала баронесса дю Монте.

Его фигура патриархальна и очень внушительна, но без монументальности; высокий рост, великолепные седые волосы, ярко выраженные почтенные черты пробуждают уважение к нему среди любых классов общества, в котором он родился. Будь он в крестьянском доме или в одежде простого рыбака, никто не сможет отказать в уважении этому почтенному старцу. Он говорит очень громко и смеется раскатисто; в театре, особенно в итальянской опере, он аплодирует, кричит и весьма энергично отбивает такт на перилах ложи; при исполнении «Севильского цирюльника» он кричал: «Браво, лаццароне, браво!», явно восхищенный Лаблашем, который имел обыкновение исполнять одну из арий в чрезвычайно оригинальной манере.

…Король Неаполя очень набожен; он постится со всей возможной строгостью, перебирает четки каждый день и часто слушает проповеди. Он привез с собою своего духовника. Это почтенный и даже очень привлекательный капуцин, который отказался от покоев, приготовленных ему при дворе, и остановился в капуцинском монастыре. Король спустился в крипту тамошней церкви, чтобы посетить могилу королевы, его жены… Он встает утром очень рано, слушает мессу, читает великое множество молитв, обедает в середине дня, отдыхает, затем играет в карты при довольно высоких ставках со своими фаворитами, от которых требует своевременной оплаты карточного долга в течение двадцати четырех часов, без какой-либо отсрочки.

Часть карточного выигрыша он всегда посылал своей жене-герцогине.

Фердинанд вернулся в Неаполь 6 августа 1823 года, проведя в отдалении от смуты почти девять месяцев. Он нашел свое королевство по-прежнему оккупированным австрийцами, но в основном процветающим и счастливым. Леди Блессингтон, которая прибыла в город почти одновременно с королем, пусть она полностью разделяла взгляды своего любовника-бонапартиста графа д’Орсе, была вынуждена признать: «Нам говорят, что итальянцы страдают под игом деспотизма и самодурства правителей; но нигде я не видела столько счастливых лиц. Мужчины, женщины и дети – все, похоже, ощущают влияние той восхитительной атмосферы, в которой живут; и эта атмосфера, кажется, исключает заботу и печаль».

Второго января 1825 года король, как обычно, охотился. На следующий день он пожаловался на легкий озноб и остался в закрытом помещении; в вечерней игре в пикет с герцогиней он то и дело засыпал, а его речь сделалась слегка неразборчивой. Он отказался от кровопускания и попросил только, чтобы его не будили в привычное время, то есть в шесть утра. Камердинер поэтому дождался восьми и лишь тогда вошел в спальню. Фердинанд покоился в постели вечным сном. Король умер от апоплексического удара, как и его жена Мария-Каролина чуть больше одиннадцати лет назад. До его семьдесят пятого дня рождения оставалась всего неделя.