История Сицилии - читать онлайн книгу. Автор: Джон Джулиус Норвич cтр.№ 83

Именно сейчас в нашей истории возникает замечательный персонаж, могучий калабрийский генерал по имени Гульельмо Пепе. Родившийся в 1783 году, Пепе сначала воевал против Sanfedisti кардинала Руффо, был схвачен и изгнан во Францию, где присоединился к армии Наполеона, а в дальнейшем выказал себя убежденным бонапартистом, сражался за Жозефа Бонапарта и Иоахима Мюрата и командовал неаполитанской бригадой в ходе войны в Испании. Он мужественно дрался под знаменем Мюрата при Толентино и весьма неохотно согласился с договором в Казаланце, по условиям которого за ним сохранялся выслуженный армейский чин. Всю свою жизнь он сражался против Бурбонов, и было слишком поздно менять верность. Поэтом он, ведя ожесточенное преследование разбойников в Капитанате ^[163], одновременно пытался сплотить неорганизованную массу из недовольных итальянцев в союз carbonari, то есть «углежогов», и сколотить из карбонариев национальное ополчение.

Карбонарии были организованы (насколько тут вообще можно рассуждать об организованности) по принципу масонского общества, делились на мелкие тайные ячейки, разбросанные по всему полуострову. Даже цели ячеек могли сильно различаться: одни поддерживали республиканцев, другие предпочитали конституционную монархию; впрочем, их объединяла ненависть к абсолютизму, Бурбонам, австрийцам и папству. Все (или почти все) они грезили независимой, либеральной и объединенной Италией. В 1814 году они отстаивали сицилийскую конституцию и были за свое усердие объявлены вне закона папой; в 1817 году их стараниями начались мятежи и бунты в Папской области. По воспоминаниям Пепе (которые не кажутся абсолютно достоверными), он планировал воспользоваться военным парадом в честь императора в Авеллино, где предполагалось задействовать свыше 5000 человек, чтобы захватить императорскую и королевскую семьи и потребовать за них выкуп. Результат подобного выступления, удайся эта затея, сложно себе представить; к счастью, императора и короля предупредили в последний момент – не о заговоре, а просто о том, что дорога в Авеллино находился в отвратительном состоянии и вполне может оказаться непроезжей. Потому монархи отказались от идеи побывать на параде и вернулись в Неаполь.

Некоторое время ряды карбонариев быстро пополнялись; если верить Пепе, их насчитывалось более четверти миллиона в одной только Италии, и можно не сомневаться, что Сицилия, с ее долгой историей подпольной деятельности и бандитизма, сполна внесла свою лепту. Общее ощущение разочарования после Наполеоновских войн усугублялось «скукой повседневности» в тех же войсках – полезных занятий не осталось, продвижение по службе опять сделалось медленным. Неудивительно, что столь многие военные устремились в ложи карбонариев. Вдобавок движение постепенно, если можно так выразиться, сфокусировалось, его цели стали яснее; первой из этих целей была задача убедить короля дать стране конституцию. В текущей ситуации это виделось трудновыполнимым; британский посол сэр Уильям Экурт докладывал, что «Неаполь медленно и исподволь движется к обретению силы и значимости, какими никогда прежде не обладал»; один из военачальников Фердинанда, генерал Пьетро Коллета, служивший при Мюрате, но, как и Пепе, получивший разрешение сохранить свое звание, был еще откровеннее:

Правители доброжелательны, финансы в порядке, ведутся общественные работы и процветает благотворительность, государство стабильно и счастливо, будущее кажется совершенно безоблачным; Неаполь принадлежит к числу наилучшим образом управляемых королевств Европы и сумел уберечь и осуществить на практике большую часть тех новых идей, ради которых было пролито столько крови.

Можно было бы сказать, что оба наших источника страдали предубеждением; но то же самое было верно в отношении большинства карбонариев. Неаполь, тут нет сомнений, отнюдь не мнился воплощенным земным раем, но он обладал одним существенным преимуществом перед прочими абсолютными монархиями – местный король пользовался любовью народа. Как отмечал будущий начальник полиции, заговорщики, вероятно, ограничились бы отдельными выступлениями и развешиванием подстрекательских плакатов, – но вмешалась Испания, которая воодушевила их на продолжение борьбы.

Был он сыном короля Карла IV или любовника своей матери Мануэля де Годоя, король Фернандо VII Испанский оказался настоящим бедствием на троне. Наполеон заставил его отречься от престола вместе с отцом в мае 1808 года, но в декабре 1813-го – когда император еще ощущал последствия поражения под Лейпцигом двухмесячной давности – Фернандо подписал Валансенский договор, позволивший ему вернуться в Испанию. Он почти мгновенно отменил конституцию и стал править страной посредством малочисленной камарильи фаворитов, причем менял министров каждые несколько месяцев. Германский государственный деятель Фридрих фон Генц писал в 1814 году, что «король лично врывается в дома своих премьер-министров, арестовывает их и передает в руки врагов». Шесть недель спустя фон Генц записал: «Король настолько унизил себя, что превратился в обыкновенного полицейского агента и главного тюремного надзирателя своей страны».

К 1820 году страна решила, что с нее достаточно. 1 января взбунтовалась армия, во главе бунта стоял военачальник Рафаэль дель Риего. Начавшись в Галиции, мятеж быстро распространился по всей Испании. 7 марта войска окружили королевский дворец в Мадриде, 10 марта Фернандо капитулировал. Мятежникам следовало бы избавиться от него прямо там и тогда, но они – видимо, в приступе безумия – захотели дать королю еще один шанс. В итоге он оставался у власти до 1833 года и на нем лежит ответственность за трехлетнюю деспотию террора, ужаснувшую подданных. Среди жертв террора был и дель Риего, которого повесили на Пласа-де-ла-Себада. Последние десять лет правления короля известны как «Зловещее десятилетие»; была введена суровая цензура, университет реорганизовали фактически по средневековым образцам, всякая оппозиция подавлялась, а реакционный абсолютизм торжествовал.

Иными словами, мятеж не увенчался успехом. Зато он вдохновил итальянских карбонариев. Даже в этих условиях они не торопились; лишь 1 июля крохотное восстание (в нем участвовало чуть больше ста человек) вспыхнуло в Авеллино. Новости достигли Неаполя одновременно с возвращением герцога Калабрийского и его жены из Палермо, где герцог добросовестно и с полного одобрения островитян исполнял обязанности вице-короля с 1815 года. Король, всегда радовавшийся в окружении своих детей, не сильно обеспокоился, однако возразил – к счастью, как выяснилось, – когда его министры предложили отправить генерала Пепе «уладить проблемы». Пепе оставался в Неаполе вплоть до 5 июля, когда он покинул город во главе полуроты пехоты и семидесяти драгун; по прибытии в Авеллино он немедленно принял на себя командование повстанческими силами. Затем издал прокламацию, гласившую, что он и его люди не сложат оружия, пока король не подпишет конституцию. Поскольку на тот момент всякая конституция отсутствовала, испанскую выбрали произвольно в качестве образца; то обстоятельство, что никто из карбонариев на самом деле ее не читал, не вызвал, похоже, серьезных затруднений.

В ночь отъезда Пепе отряд карбонариев прибыл в полночь к королевскому дворцу и потребовал встречи с королем. После долгих переговоров они довольствовались беседой с секретарем, герцогом Асколи, который заверил, что его величество уже решил даровать стране конституцию. Но карбонарии предупредили, что у монарха в распоряжении всего два часа. Поскольку был час ночи, данное условие выглядело несколько неразумным; так или иначе, рано утром король опубликовал указ, суть которого сводилась к тому, что государь согласен на конституционное правительство, а подробности нового государственного устройства будут обнародованы в течение недели. Увы, это было чересчур долго. Мятежники требовали конституцию «как у испанцев и прямо сейчас». Поэтому появился следующий указ; король подписал документ о формировании нового правительства. В кабинет вошли и некоторые из тех, кто служил Мюрату.